Война
Шрифт:
Но что ждало меня впереди, превосходило самые страшные ожидания.
***
На большой земле в этот момент шла не менее кровопролитная война. Нелюдей было столько, что в какой-то момент личной гвардии короля Эдварда Х и самому монарху пришлось вступить в бой. Рядом с ним бился Азиз, как и его убийцы, пришедшие поддержать соузников. Были тут и люди из рода Анубис. Алхимики из ордена искателей истины и другие армии королевств, что вступили в союз.
Все понимали, что Адеода, как и её отец, похоже, сошли с ума, раз согласились истребить весь свой народ. И это было так, поскольку конца и края вражеской армии нелюдей не было видно. Почти двое суток
Азиз, сидя у трупа сына, от отчаяния не мог сдержаться слёз. Рядом с ним весь в крови и без левой руки стоял Харольд Анубис, потерявший сегодня двух сыновей.
Король Эдвард уже устал оплакивать потери, место скорби занял гнев. Ведь в этом бою погиб не только Фицджеральд, но и многие другие друзья и родичи.
Жертвой немыслимых потерь им удалось добить врага, и вот сейчас они стояли перед замком, в котором укрылись Генрих, Адеола и все остальные. И вроде бы патовая ситуация. Надо готовиться брать замок в осаду, да только ворота вдруг распустились, и из них выбежал небольшой отряд под предводительством сына Генриха Бомани, которого освободили верные ему люди, воспользовавшись суматохой.
Осаждающие войска с воплями вломились внутрь, вырезая всех подряд. Азиз, чьё сердце обливалось кровью потери любимого сына, лично зарезал Адеолу, перерезав ей глотку. Генриха убил Эдвард, пронзив тому сердце и следующим ударом отрубив голову. Так и закончилась их династия. В будущем по требованию монархов из истории вырезывали все упоминания б их роде, чтобы те канули в Лету.
На просторах Большой земли в тот час бушевала война, столь же беспощадная, сколь и кровавая. Полчища нелюдей, словно мрачная туча, обрушились на поля сражений, и вскоре даже личная гвардия короля Эдварда Х вынуждена была вступить в бой. Сам монарх, облачённый в доспехи, отливающие стальной скорбью, рубился плечом к плечу с верными мечниками. Рядом с ним, орудуя клинком с яростью обречённого, бился Азиз — предводитель тех самых тайных убийц, что если брали заказ, то всегда его выполняли. Умелые душегубы, мастера клинков и ножей, верные своей клятве, по просьбе Азиза присоединились к общему войску и сейчас бились из последних сил. Но с каждой секундой их становилось всё меньше и меньше.
Здесь же, среди дыма и воплей, сражались воины рода Анубис, их знамёна, изорванные в клочья, ещё трепетали на ветру. Алхимики из древнего Ордена Искателей Истины, облачённые в лёгкую и не привычную глазу броню, кидали в толпы мертвецво, камни «Солнечного огня» — новые гранаты алхимиков. Способные обратить плоть в пепел. Ко всем к ним присоединились армии прочих королевств, скрепивших союз перед лицом общего врага.
Все понимали: Адеола-мохнатая, как и её отец Генрих, явно лишились разума, согласившись предать род людской. И это было чистой правдой — ибо не было ни конца, ни края этой тьме, что надвигалась на них. Почти двое суток длилась резня, где мёртвые не знали усталости, а ночь не была помехой. Только немыслимая отвага, подкреплённая последними каплями надежды, позволила им устоять.
Но какой ценой?
Победа оказалась пирровой. От тех, кто сражался на стороне живых, остались лишь жалкие осколки былой мощи.
Азиз сидел у тела сына, и его пальцы, запачканные кровью, бессильно сжимали холодную руку павшего. Отчаяние, тяжёлое, как свинец, вырывало из его груди беззвучные рыдания. Рядом, весь в ранах, истекая алыми струями, стоял Харольд Анубис — лишившийся не только левой руки, но и двух сыновей, чьи жизни унесла эта бойня.
Король Эдвард уже изверился
Ценой невообразимых жертв враг был повержен. И теперь они стояли у врат замка, за которыми укрылись Генрих, Адеола и их последние приспешники. Казалось, наступила патовая тишина перед новым витком бойни — но вдруг тяжёлые ворота со скрежетом распахнулись.
Из них вырвался малый отряд под предводительством сына Генриха Бомани — того самого, что был освобождён из заточения верными слугами в хаосе битвы, куда угодил благодаря своей сестре.
И тогда осаждающие, с рёвом ярости, ворвались внутрь.
Азиз, чьё сердце разрывалось от горя, нашёл Адеолу и лично перерезал ей горло, дабы её последний вздох стал музыкой его мести. Генрих пал от руки Эдварда — король пронзил его сердце, а затем, одним точным ударом, отделил голову от плеч.
Так пала их династия.
И в грядущих веках, по велению монархов, все упоминания о их роде были вымараны из летописей, дабы память о них канула в бездну забвения.
***
Октопус мчался на пределе своих возможностей. Его самка взывала о помощи, и её мольбы эхом разносились по водам. В те заповедные глубины, где мирно спали их дети, вторгся неведомый враг. Когда он ворвался в родное Красное море, то лишь чудом успел поразить сердце чужака, уже подплывавшего к его потомству. Противник от удара на мгновение потерял сознание, а Октопус с ужасом обнаружил свою самку разорванной пополам.
Дальнейшие события он помнил смутно, но итог был ужасен — враг повержен, а сам он лишился почти всех щупалец. Противник оказался невероятно силён, непостижимо силён. Лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств ему удалось одержать победу. Мысленно попрощавшись с детьми, он закрыл глаза. Силы покидали его с каждой каплей крови.
***
Этьен не шагал, не маршировал — брёл, едва переставляя ноги, волоча за собой тяжёлый меч, лезвие которого, некогда отполированное до зеркального блеска, теперь было испещрено зазубринами и чернело от запёкшейся крови. Вокруг царила мёртвая тишина, нарушаемая хлюпаньем крови под сапогами, да звуками ударов его меча об доспехи мертвецов, убитых Артуром, и стелющихся нескончаемой рекой на всём протяжение пути.
Он шёл, а в его голове роились мысли одна мрачнее другой. Все его друзья пали.
Абсолютно все.
Звери — нет, не звери, а чудовища, искорёженные алхимией и этой непонятной ему заразой, — оказались куда сильнее, чем кто-либо мог предположить. Даже подоспевшая подмога из аквилов не спасла измученных бойцов, а лишь подлила масла в огонь, превратив отчаянную оборону в кровавую мясорубку.
Первым рухнул Гард.
Великан, чья грудь могла выдержать удар тарана, теперь походил на изодранный щит — его тело пронзили не меньше десятка игл, выпущенных неведомым монстром, каждая из которых торчала, как печальный памятник его храбрости. Он умер стоя, не упав даже в последний миг, будто сама смерть не посмела сломить его гордость.
За ним пал Эйнар.
Быстроногий воин, чьи удары были стремительны, как северный ветер, бросился прикрыть молотобойца — и монстр, нечто среднее между леопардом и тигром, но уже давно переставшее быть чем-то природным, разорвал его пополам. От былой грации зверя не осталось и следа — лишь кровавая пасть, вывернутые суставы и глаза, полные безумия. Что за больной ублюдок сделал со зверьми так кое? Неужели Капитул, человек которого он знал и уважал, столь чудовищен и извращён. Размышлял он и сам себе не верил.