Война
Шрифт:
Моё настроение было мрачнее грозовой тучи, и древний зверь, учуяв это, оскалил желтоватые клыки в защитной гримасе.
— Успокойся, а то получишь по лбу шалбан, — предупредил я, сжимая два пальца на левой руке. — Злюсь не на тебя, хотя сейчас тебе это мало поможет.
— Слушаю тебя, — урсус мгновенно перестроился, перестав скалиться. Его грива, лишь мгновение назад топорщившаяся от напряжения, плавно опустилась. Он замер передо мной, приняв позу внимания, но без прежней агрессии.
— Врагов больше, чем я рассчитывал.
— Насколько? —
— Плюс минус семьсот тысяч.
Тишина, воцарившаяся после этих слов, была красноречивее любых криков. Окружавшие нас звери — тигрисы с полосатыми мордами, изящные леопарды, хитрые люпусы, шустрые вулпесы, массивные вараны — все они обрушили на меня шквал эмоций. В их глазах читались страх, ярость, ужас и мрачная решимость.
— Где же остальные твои сородичи? — спросил я, окидывая взглядом собравшихся. — Почему так мало?
— А где все ваши, двуногие? — парировал урсус, и в его голосе прозвучал горький упрёк.
— Я один вас всех уделаю, — и выпустил ауру, нанеся ментальный удар по ним. Несильный, но им хватило осознаю всю мою мощь. Звери и есть звери, какое бы они не получили «развитие». Пройдёт не одна тысяча лет, прежде чем они достаточно эволюционирует, чтобы уметь контролировать животные инстинкты.
Я ещё раз осмотрел ряды: среди зверей были представители почти всех видов, но их количество действительно оставляло желать лучшего.
— Против нас будут не просто нелюди, а твари не ведающие боли, — голос мой зазвучал твёрже, — но и воины, способные убивать вас одним ударом. Вы должны понять — мы сражаемся за общий мир. Поражение будет означать конец для всех. Разве обретение разума не дало вам понять столь простой истины?
— Прости, Посланник, — вперёд выступил тигрис, чьи размеры почти не уступали урсусу. Его золотистая шкура, покрытая местами глубокими шрамами, блестела в лучах заката. — Дело не в страхе. Нас в этих землях осталось не так много. Те двуногие за последние месяцы хорошо проредили наш род.
Я задумался. Он был прав — количество зверей, павших у муравейника, значительно превышало число собравшихся здесь.
— Что ж, — вздохнул я, — значит, нас ждёт яростная битва, в которой вам предстоит доказать свою ценность и желание занять место наравне с нами.
В этот момент краем глаза я заметил движение на опушке. Алекс, стоявший рядом с Альбертом, вдруг резко рванул в ту сторону.
Из чащи один за другим стали появляться формики. Сначала десяток, затем сотня... За неполные пятнадцать минут перед нами выстроилось около двух тысяч солдат в идеальном боевом порядке. Их хитиновые панцири отливали металлическим блеском в последних лучах солнца.
Я не смог сдержать довольной улыбки. Вот кто подошёл к делу со всей серьёзностью.
— Смотрите и учитесь, как следует готовиться к войне, — обратился я к зверям.
— Да они размножаются как... — начал было белоснежный люпус.
— Как двуногие, хотел сказать? — усмехнулся
Сделав шаг назад, я объявил:
— Всё, иду встречать новоприбывших. Завтра выступаем — будьте готовы.
— Мы готовы, — ответил за всех урсус, и в его голосе звучала непоколебимая уверенность.
Над лагерем сгущались сумерки, предвещая грозовую ночь перед решающей битвой.
Я же молился всем богам, в надежде чтобы они даровали нам сил.
Глава 22 + эпилог
Глава 22.
А вот и конец.
Если я наивно полагал, что утром мы спокойно выпьем ароматный кофе с корицей, насладимся последними лучами восходящего солнца и размеренно отправимся на войну, то жестоко ошибался. Реальность встретила нас хаосом нерешённых вопросов и горьких компромиссов.
Первое препятствие — деликатный вопрос о тех, кто не может сражаться. Я категорически отказался тащить за собой этот скорбный обоз женщин, стариков и детей. Подозвав Камиля, я отдал чёткое распоряжение (и что поразительно - они безропотно приняли моё командование) оставить всех небоеспособных в замке. Когда кто-то робко спросил: "А что им делать, если... если мы не вернёмся?" — я лишь медленно провёл ладонью по лицу, чувствуя, как под пальцами скользят следы усталости. Ответ был очевиден — если мы падём, их участь уже не будет иметь значения.
До самых сумерек мы сортировали людей. Кто пойдёт с нами, кто останется. В глазах многих я читал животный страх — и не стал принуждать их к битве. Но запомнил каждого труса, каждого, кто предпочёл отсидеться. Эти люди больше не увидят моей помощи. Таков мой незыблемый принцип.
Вторая проблема оказалась вполне ожидаемой — продовольствие. И почему-то решать этот вопрос должен был именно я! С каких это пор я стал интендантом? Замковые кладовые пустовали, лишь пыль клубилась в опустевших амбарах. К счастью, большинство беженцев были сельскими жителями — знают, как добыть пропитание. Ну я надеюсь на это.
Альберт тогда предложил элегантное решение: взять несколько пустых телег и самых крепких стариков. По пути мы неизбежно будем проходить брошенные деревни — почему бы не собрать провиант и не отправить обратно с гонцами? С нашей численностью ни одна вражеская засада не страшна.
Наконец мы выдвинулись, когда первые звезды уже зажглись на потемневшем небе. Ночная тьма не была помехой для большинства из нас — лишь люди Камиля, обычные смертные, с трудом различали дорогу в кромешной тьме. Этьен де Мец негласно взял над ними шефство, его голос раздавался в темноте: "Левее, осторожнее, здесь яма". Хотя некоторые и использовали факелы, но после того, как Барсик рыкнул на них, они их погасили. Животным огонь не очень нравился. Я не вмешивался. Пусть учатся взаимодействовать.