Возмездие. Никогда не поздно
Шрифт:
Здание было поделено на несколько помещений. Самое большое и шумное – с игровыми автоматами. Как правило, те, кто дергал за рычаг «однорукого бандита», относились к самой нервной категории игроков. Они просаживали здесь последние деньги, очередные кредиты, мечтая сорвать банк и страшась психушки. Это помещение было и самым задымленным: сто процентов нервных курящих людей.
Иная атмосфера царила в зале с игровыми столами: рулетка, покер, блэк-джек – пожалуй, самая популярная и скоростная карточная игра по всему миру, и другие.
Перекатывая в пальцах фишку с номиналом в сто
Шевкет поджидал своего приятеля и двух новых клиентов, считай, двух новых членов клуба. Они должны были появиться с минуты на минуту и принести, как минимум, многообещающее начало вечера.
Он поднял глаза на человека лет около сорока, походившего на актера Олега Даля: сухопарый, с выразительным ироничным взглядом.
– Один коньяк, – сделал Кравец заказ подоспевшему официанту, одетому в белую рубашку и бордового цвета жилет. И только потом поздоровался: – Ну, здравствуй, Шевкет.
Абдулов рассмеялся. Только голос помог ему в «идентификации Кравца». Ему показалось это забавным, как розыгрыш… начавшийся на берегу Яузы спустя час после убийства генерала Болдырева.
– Кравец!.. Глазам не верю!
– У меня имя есть. Спасибо, – поблагодарил Игорь официанта, снимая с подноса пузатый бокал с коньяком.
– Черт! – щелкнул пальцами Шевкет. – Забыл… Олег?
– Дурака валяешь?
– Нет, серьезно, забыл. Напомни.
– Игорь, – чувствуя себя болваном, назвался Кравец.
– Точно – Игорь! Извини, брат, столько воды утекло.
– Ты даже не представляешь – сколько. – В голове Кравца зашумело, и он помассировал виски кончиками пальцев – обычно этот прием помогал, и боль уходила. Помогло и в этот раз: боль ушла, но шум – шум воды, которая несла его вдоль берега, заполонил уши. Вот сейчас его развернет ногами по течению, снова развернет, и так будет кружить до тех пор, пока он не уткнется головой в песок. И если бы напор воды перевернул его безвольное тело со спины на живот, он бы захлебнулся… Он лежит с открытыми глазами, в висках пульсирует боль. Странное, дикое чувство: голова горит огнем, а тело сковано льдом. На миг сознание уходит… Потом он подтягивает под себя одну ногу, другую, выпрямляет их, выползая на песчаный берег, столько усилий, и все ради одного дюйма пути. Он повторяет движения, и смерть отступает от него еще на один дюйм. Пройдет много времени, и он поднимется на ноги. Но вспомнит об этом только после того, как его ослепит вспышка, после озарения в самом широком смысле этого слова – спустя пятнадцать лет. Вспомнить бы еще одного человека, чей смутный образ не отпускал Кравца ни днем, ни ночью, тогда он смог бы назвать это событие контактом, а в себе обнаружить дополнительные силы – сверхспособности.
– Что ты делаешь здесь? – демонстративно оглянулся Кравец. – Работаешь, отдыхаешь?
– Получаю и бабки, и удовольствие.
– Ты прямо как девка. Вижу,
– Ты ошибся, брат. В азартные игры играют в первом зале. Вот им нужна помощь. Другой вопрос, захотят ли они ее принять? Я игрок… в покер, – с небольшой задержкой продолжил Шевкет. – И результата достигаю не ловкостью рук. Покер для меня – творческая деятельность. Это искусство… находить партнеров для партии.
– Ну, а дальше – дело техники: сноровка, ловкость, умение.
– Высокая степень умения, – сделал существенную поправку Шевкет, не замечая иронии в голосе собеседника. – И это тоже искусство.
– «Нынче счету нет артистам».
– Что?
– «Нынче счету нет артистам», – повторил Кравец.
– Чьи это слова? Сто процентов – не твои.
– Некрасова.
– Ты читаешь Некрасова?! – удивился Шевкет. – Наверное, когда других книг нет, я прав?
– Я не один месяц провалялся в больнице, перенес несколько операций. Больные уходили и приходили, а я, казалось, прописался в клинике навечно. Одни приносили с собой книги и уносили их, другие их оставляли. Когда настала пора и мне выписаться, я собрал неплохую библиотеку. Зачастую пациенты в больницах отчего-то детективам предпочитают классику: Гоголь, Некрасов…
– И прочие, – перебил его Шевкет.
– Наконец я понял – почему. Потому что классику не жалко дать почитать соседу или даже оставить в клинике, а вот чтиво – жалко. Люди скупают и ставят на полки современную глупость, а мудрость классиков забывают в метро, клиниках, в парке на скамейках.
– Я не узнаю тебя…
– Разумеется. Когда мы познакомились, мне было двадцать с небольшим, а сейчас – тридцать с лишним.
– Ну да, ну да… Слушай, а та стопка книг – ты забрал ее с собой или оставил в палате?
– Я оставил ее на остановке. Подошел мой автобус. Сестра поторопила меня, а у меня с головой – ну, ты понимаешь, еще не все было в порядке: тут помню, там не помню. В общем, я оказался не на высоте, сравнялся с теми, кто оставляет классику в общественных местах.
– Из твоих слов я понял одно: чтобы поумнеть, нужно потерять разум и попасть в больницу.
– Точно, – улыбнулся Кравец.
– Одно «но», брат, одно «но». В голове тебе многое поменяли, но ты не соответствуешь современным требованиям. Тебя как будто вытащили из советской эпохи и забыли встряхнуть. Вместо того, чтобы пересесть на более дорогое место, ты выбираешь экономкласс. Странные у тебя вычислительные возможности.
– Ты женат? – Кравец перевел разговор в другое русло.
– Развелся.
– По какой причине? Жена начала тебе изменять, или ты ей?
– Ни то, ни другое. Она начала полнеть не по дням, а по часам – проблемы с генетикой. Распухла вдвое прежнего. А зачем мне две жены? Кстати, по чьей рекомендации ты пришел?
«Он что, решил отсрочить более важный вопрос: «Как ты меня нашел? Или для него важнее чистота клуба?» – подумал Кравец и, пожав плечами, ответил:
– Чем круче крыша, тем шире двери. В соседнее казино без предварительного звонка от поручителя не сунешься. Двери в этот игровой дом мне открыло твое имя. Все же ты Шевкет Абдулов, а не Вася Пупкин.