Возвращение к людям

Вольный Владимир Александрович

— Ну, всё, всё… Что, шуток не понимаете?

— Отпусти девушку! — я с яростью смотрел в белесые глаза Белого…

— А может, она не хочет. А? А она не хочет… — он сильно сжал Элину за плечо, и она вскрикнула от боли.

— Ты, городской… Твоя сучка порезала ему руку.

Я развернулся и нацелил стрелу в сторону Лысого:

— Одно слово и ты труп.

От моих слов повеяло такой убеждённостью и неприкрытой злобой, что он стушевался и сразу весь съёжился, несмотря на свои размеры. Зато

Белоголовый, улучив момент, пока я оборачивался,

отшвырнул Элину и бросился на меня. Он сбил меня с ног и придавил к земле. Справиться с ним я не мог — противник был куда сильнее и тяжелее меня. Он размахнулся, чтобы громадным кулаком размозжить мне лицо и в ту же секунду взвыл — я, без промедления, наотмашь рубанул ножом. Лезвие попало под сжатую ладонь и отсекло, напрочь, мизинец. Он взвыл и отпрянул в сторону. Дротик Наты впился в землю, под ноги Лысого, тот замер, не пытаясь даже шевелиться. А потом чёрный вихрь буквально смёл с меня тушу громилы — Угар всем телом сбил его с меня и уже вцепился ему в горло, угрожая сомкнуть клыки.

— Назад! Не сметь, Угар!

Ната вцепилась в его шерсть, оттаскивая пса от вздрагивающего тела. Элина подбежала ко мне и помогла подняться. Лысый испуганно отходил в сторону.

Белоголовый скулил от боли и потирал окровавленную руку, хмуро бросая взгляды в нашу сторону.

— Уходим, — я сплюнул в его сторону. — А ты — запомни! В следующий раз, мы тебя убьем. И, если хоть одна из женщин… или мужчин, пожалуется на тебя — всё. Дошло?

— А ты кто, слуга закона, да? — он пытался огрызаться, поневоле отодвигаясь от рычащего пса.

— Закона? Может быть. Пока нет закона, но есть одно правило. Для всех! — я обвёл притихшую толпу суровым взглядом. — Никто не может безнаказанно поднять руку на другого! Вам ясно? Иначе — смерть. А судьей буду не я.

Сама земля вас уничтожит, если вы этого не поймёте. Но тебя… — я вновь обратился к Белоголовому. — Это касается особо. Тронешь любого из нас… из моих друзей — будешь иметь дело со всеми. И на этом, твое никчемное пребывание на земле закончится…

Мы быстро собрались и пошли прочь. Сова, замыкавший наше шествие, бесстрастно проговорил, как бы ни к кому не обращаясь:

— Твои слова услышал ветер… Не люди. Но тебя он трогать побоится. Пока побоится.

— Значит, мне еще реже, чем я думал, придётся здесь появляться. Но теперь и тебе тоже. Они видели, что ты с нами.

— Белая Сова не боится Белоголового. Я умею не только охотиться… но и драться с людьми.

— Почему же ты не вмешался?

— Но это ведь твои женщины, Дар? Ты должен был сделать первый шаг!

— Ты конечно прав, — я не скрывал раздражения. — По своим, по индейским законам. Только такие, как Белоголовый их не знают. И в другой раз быстренько свернут мне шею. А ты будешь спокойно ждать, когда тебе можно будет вмешаться. А то вдруг, ненароком, не дашь мне не ударить в грязь лицом.

Сова несколько смутился, но я был зол и не мог сдержаться:

— Ты же взрослый мужик, черт возьми! В этом новом мире люди

живут по старым привычкам, и ещё долго будут так жить! Мразь, что тогда, что сейчас

— она и есть мразь! Я только одно знаю — бить их надо, а не разговаривать.

Бить! А если бить, так всем вместе! Или у индейцев принято ждать, пока их друзей убьют, чтобы потом благородно начать мстить?

Я еще в запале говорил что-то, а Сова молчал. Мы прошли примерно половину дороги, когда он сухо попрощался с нами и зашагал в свою сторону. Ната, внешне успокоившаяся, проводила его удалявшуюся фигуру хмурым взглядом и дёрнула меня за руку:

— Не надо было так…

— Не надо? А как иначе? Сова настолько закостенел в своих понятиях индейской чести, что порой это уже не смешно. Может, нам следовало подождать, пока он смело и красиво будет отбиваться от волков, а потом прочесть высокие слова над его растерзанным телом? Надо, всё же, и головой иногда думать…

Ната вздохнула, но ничего не стала больше говорить. Элина тоже остановилась и, сделав к нам пару шагов, произнесла:

— Ната, Дар… Это я виновата. Я не послушала тебя, Натка, вот и началось всё.

— Вспомни, о чём я тебя предупреждала, — Ната ответила ей неожиданно сухо.

— Помнишь? Дар — главный. Как хочешь называть можно, вождь, хозяин — всё равно. Главное то, что он — главный! Если он сказал, значит, мы должны выполнять. И всё. А ты не послушалась. Не будь Совы, не будь Угара — его могли убить, а тебя бы уже драли, где ни будь, в кустах! Во все щели!

— Ната! Перестань! — я решил вмешаться, чувствуя, что Элина может сильно обидеться на грубые слова девушки. Но та молчала и лишь ниже опустила голову…

— Не перестану! Меня бы — нет! Я на себя лучше руки наложу, но больше никогда, никому не позволю, никогда! А ты этого — не знаешь! А знала бы, так… — она махнула рукой и пошла вперёд, оставив нас стоять на месте.

Элина тихо спросила у меня:

— Почему она так… Я же не хотела… Глупо получилось.

— Её изнасиловали в детстве… Не так давно. Три года назад. Скопом. А потом она стала проституткой. Она только по виду подросток, хотя уже давно им не является. Просто, маленькая женщина… А из-за тебя, мы, в самом деле, могли все погибнуть.

— Дар, простите меня! Я же ничего не знала!

— А надо было? Послушай ты её и уйди мы вовремя, всё бы обошлось. Хотя… В другой раз, всё равно бы столкнулись, так что, какая разница?… Ладно, пошли.

Высказав, что накипело Сове, я больше не мог сердиться и пожалел девушку.

Я привлёк её к себе. Это получилось очень естественно, и она, словно ожидая этого, сразу прижалась ко мне.

— Я так испугалась… Как тогда, в лесу.

— Я знаю. В первый раз всегда страшно.

Я обнял её и сразу забыл обо всём на свете — близость девичьего тела сводила меня с ума. Элина уловила перемену в моём настроении и мягко, но решительно отстранилась. Она потупилась и молча ждала, что я стану делать.