Возвращение жизни

Шульман Дмитрий

Военком окинул взглядом двор, хмыкнул, затянулся папиросой, молча поднял руку перед нами. Мы остановились и тоже посмотрели туда, куда глядел он. Под яблоней, в деревянной песочнице, на желто-сером, ярком песке лежала коричнево-красная бомба. Солнце стояло еще высоко, на светлом фоне песка стабилизаторы бомбы зловеще выделялись острыми металлическими углами.

– Ну что, друзья? – Военком затянулся, стряхнул пепел, опять затянулся, посмотрел на папиросу, вздохнув, бросил ее на землю и наступил начищенным до зеркального блеска ботинком. – Сейчас

все свободны, а потом расскажете… Он как-то грустно и напряженно улыбнулся и пошел быстрым шагом туда, где стоял мой отец.

А возле наших домов продолжался великий переполох. Соседи, возбужденно переговариваясь и сердито поглядывая в нашу сторону, уходили со двора. Мы тоже выскочили на улицу, но идти вместе со всеми было как-то неловко и неинтересно. Соседские мальчишки узнали про бомбу, и вся улица закипела – уже не только дети, но и любопытные взрослые двигались к нашему двору…

– Вот это Первомай мы организовали! – с оттенком гордости сказал Игорь.

Мы рассмеялись.

– Нет, больше похоже на военный парад, а в завершение еще и салют будет, – поправил его Серега.

– Салют будет! – рассмеялся Сашка. – Держи ладони шире, закрывай одно место быстрее: батя ремнем отсалютует и, думаю, неслабо!..

«Парад» действительно начинался… Из комендатуры, которая была рядом, примчались два патрульных наряда: капитан, старший лейтенант и четыре солдата. Потом оцепили двор и никого не пускали. Все это было хорошо видно со школьного стадиона, окруженного высокими липами. Мы залезли на самый верх и наблюдали, как развиваются события. Подъехали милицейские машины, движение на двух улицах перекрыли, потому что наши дома были угловыми, и это изрядно усугубляло ситуацию.

Сидеть на деревьях и наблюдать было здорово, но не очень удобно, мы спустились на землю.

И зря… Дядя Ваня успел опрокинуть пару рюмок или до нашего появления во дворе – по поводу, или под шумок – без повода. Жена его, тетя Нина, всегда строго контролировала этот процесс, а здесь не углядела, вот он и замахнул. Устроился у футбольных ворот и покуривал, лениво поругиваясь, а когда мы слезли с дерева, он нас увидел.

– Да вот же они! – закричал дядя Ваня, поспешно вскочил и начал расстегивать ремень на брюках.

Был он немаленького роста и с заметным брюхом. Когда ремень оказался в его руках, он сначала потихоньку двинулся в нашу сторону, а потом в азарте побежал. В одной руке ремень, другой штаны держит. Поле стадиона не совсем ровное, кое-где попадались кочки, поросшие травой. Дядя Ваня споткнулся, рука, поддерживавшая брюки, стала искать опору в воздухе, а штаны из плотной ткани упали вниз. Синие трусы надулись, как парашют, он не удержался и смешно повалился на траву боком: живот – в одну сторону, рука с ремнем – в другую. Барахтался, запутавшись в штанинах, что-то кричал в наш адрес, потом замолчал, извернулся и лежа начал натягивать штаны…

Мы убежали к развалинам старой бани, вышли переулком к кинотеатру, но на углу стоял милиционер, а за ним солдаты.

– Все, –

сказал Серега, – остается только по пожарной лестнице забраться на крышу кинотеатра и оттуда посмотреть, что делается во дворе.

Быстренько залезли и подползли к краю крыши. Осторожно, по одному, посмотрели во двор. Он был пуст, по периметру стояли солдаты, милиция, на углу военком, отец и дядя Леня что-то обсуждали.

Игорь, как всегда, не мог не схохмить:

– Ну все собрались: артиллерия, авиация и танкисты… Пехота подойдет, и пойдут в наступление на бомбу!..

Расхохотались громко, от души, да так, что внизу услышали, и пошли на нас в наступление.

Пожарная лестница была одна, и внизу уже стояли два солдата и милиционер.

– Спускайтесь вниз!

– Быстро спускайтесь! – продублировал команду милиционера солдат.

– Нет! Быстро не надо, потихоньку, не сорвитесь, – сказал милиционер.

Здание кинотеатра высокое, но спускаться не страшно. А вот что нас ждет внизу?

– Спускайтесь, спускайтесь! Никто вас наказывать не будет, – повторил милиционер.

Молча переглянулись, Серега пошел первым. Как только он спрыгнул с лестницы, его сразу поймал солдат. Мы задержались, ожидая, что будет с Сергеем? Тот не брыкался, послушно стоял рядом с солдатом. Но это еще ничего не значило: Серегу надо было знать. Когда мы по очереди стали спрыгивать с нижних ступенек, двое солдат и милиционер подошли прямо под лестницу, встречая нас. Вот в это время Сергей и рванул за сараи.

Мы были схвачены и отведены в комендатуру. Дежурный посадил нас напротив, дверь выходила внутрь двора, огороженного глухим забором, там же находился часовой. Бежать было некуда…

Зазвонил телефон, дежурный взял трубку, нахмурил брови, молча зашевелил толстыми губами, как мы поняли, начал повторять то, что ему говорили.

– Машина с песком выехала, саперы отдельно, – он поднял на нас глаза, и брови его полезли на лоб. – Так. Четверо. Лет по одиннадцать-четырнадцать, загорелые. Нет, только трое. Да, трое, у меня напротив сидят. В камеру посадить? – Дежурный недоумевающе посмотрел на нас. – Командир дивизии приказал?.. Отец рядом?! Слушаюсь, товарищ полковник! Есть накормить в камере, товарищ полковник. Так точно, товарищ полковник, родители волноваться не будут, вы сообщите?! Так точно, есть!..

Он положил трубку, уже с любопытством посмотрел на нас:

– А где четвертый? Четвертый-то где?

Мы сидели молча, тихо было и в кабинете, и когда солдат открыл дверь, она заскрипела неожиданно громко.

– Всех в камеру, воды им и хлеба. Вечером, если хорошо будут себя вести, напомнишь, позвоню в часть, привезут на завтрак кашу. – Дежурный чуть усмехнулся, глядя на наши вытянувшиеся от удивления лица. – Ну что, гвардейцы? Подъем и – в камеру шагом марш!

Поднялись, переглянулись. Идти в камеру не хотелось, но открытая перед нами дверь звала, а еще и офицер встал из-за стола, посмотрел строго и кивнул молча в сторону улицы.