Возвращение
Шрифт:
Сегшодня...
Берегись, Устинья Алексеевна. Сегодня еще не время, а вот как новолуние будет, так я тобой и займусь.
И женщина покосилась на клетку, в которой квохтала черная курица, деловито рылась в зерне. О своей участи она пока еще не знала. Впрочем... любую курицу рано или поздно зарубят. И эту - тоже. Только для более возвышенных целей, нежели суп.
Возвышенная курица.
Ах, как это звучит!
И женщина тихонько рассмеялась.
***
– Илюшенька,
Илья плечи расправил и заулыбался глупо.
Придет, конечно!
Как же к такой бабе, да не прийти! Каждый день бегал бы, да вот горе - царь так часто занят не бывает. А ведь какая баба!
Гладкая, сочная, все при ней!
Хоть как ее крути - ни единого изъяна не найти! Хороша!
А царь ее без пригляда оставляет! И вообще... такой бабе настоящий мужик надобен!
Илья себя таким и считал.
Правда, последнее время ему было не слишком хорошо, голова кружилась иногда, подташнивало, кошмары снились. Но это ж бывает! Может, продуло где, а может, и съел чего-то не то. Вот и все.
Это не повод отказываться от такой женщины!
Придет он!
Обязательно!
***
– Боярышня! Смилуйся!!!
Такой вой несся над подворьем Заболоцких - собаки подвывали! На все голоса!
И было, было чему подвывать! Устинья, боярышня старшая, рвала и метала! То есть - трясла испорченный сарафан и орала так, что ветки качались.
– Да ты хоть понимаешь, какой этот шелк цены?! Дура скудоумная! Тебя продать - дешевле выйдет!
– Не вели казнить, боярышня! Виноватая я!!!
Настасья выла вдохновенно. Завоешь тут, как жить захочется. Ведь правда, не для хорошего у нее кровь купили. Но... денег хотелось! Безумно!
За двадцать пять рублей из холопства не выкупишься, но на обзаведение хватит. А в деревне корова - кормилица. А лучше даже две коровы.
Боярышня все поняла, даже ее, дуру, пожалела. И Настасья старалась.
На крик и визг вышел боярин Заболоцкий. Зевнул, почесался....
Верка вчера постаралась на славу, так что был боярин в хорошем настроении. Благодушным даже.
– Ты чего орешь, Устя?
– Батюшка! Эта дура... эта дура... вели ее засечь!!! Посреди двора! Плетьми!!!
Отродясь боярин не позволял девкам у себя на подворье распоряжаться. Даже и дочери. Его то дело, кого засечь, кого продать! А бабы пусть за супом смотрят, им и того достаточно!
– Что случилось, Устя?
Устинья плевалась, как облитая водой кошка, но наконец, до боярина дошел смысл трагедии.
Как же!
Строчка на сарафане не та, распарывать и перешивать придется! Когда до боярина дошло, он только что рукой не махнул.
– Тьфу ты! Я правда думал, что серьезное, а ты...
– Несерьезное?! Я в этом сарафане на смотрины пойти хотела!
Тут боярин призадумался, а Устя, видя, что он ищет решение проблемы, и
– Убери ее, батюшка с глаз моих долой! Видеть эту пакость не хочу!
Боярин на Настасью поглядел, вспомнил, как сам ее едва не прибил, да и рукой махнул.
– Я ее в деревню отошлю, дочь.
– Вот-вот!
– рыкнула Устинья.
– Замуж ее - и в деревню! Пусть там... с коровами! Такой шелк загубить! Дура криворукая, скудоумная!
Тут и Егор под руки подвернулся.
– Когда позволишь, боярин, слово молвить. Могу я Настьку отвезти. И коней заодно бы отогнать, Огонек себе копыто на мостовой разбил, его бы на луга, да и Дымка прихварывает...
Конями боярин интересовался живо. Ну и... когда так все складывается - почему нет?
Пары часов не прошло, как Настасья со всем скарбом влезла в телегу, которой правил Егор, и перекрестилась на дорожку. Устя незаметно подмигнула ей.
Боярин разрешение на свадьбу дал, так что пусть сами решают. Покамест пост не начался, остановятся, вон, у первой же церкви, да и обвенчают их. А что Бог соединил, человек да не разлучит.
И Устинья довольно улыбнулась.
Верка еще...
Приглядит она за Веркой. Может, и тут беду отвести удастся. А Настасья ее, считай, спасла. Теперь и Устя долг возвращает.
Семьи Настасье крепкой да детишек побольше. Что у нее в черной жизни-то было? Устя уж и не помнила. Не до того было.
Точно она знала, что Егор бобылем до старости оставался, а вот что с Настасьей случилось? Убили, кажется? Ножом в подворотне ткнули?
Еще одна дорожка поменялась в лучшую сторону, и было от этого тепло на душе и радостно.
Жива-матушка, спаси ее и сохрани, обереги и защити. А уж Устя и дальше стараться будет.
***
– Теодор! Скоро начинается великий пост!
– Я знаю, Руди. И что?
– Неужели ты не хочешь разговеться как следует?
Фёдор пожал плечами.
– Не знаю. Не думаю...
– Подарок у меня будет, мин жель. Хороший подарок, для тебя.
– Какой?
– Поедешь со мной, так узнаешь.
– Мудришь, Руди?
– Мин жель, что радости в подарке, который загодя известен? Сознаться я могу, да у тебя радости будет вдвое меньше. Поехали развеемся!
Фёдор подумал, да и кивнул.
Ладно уж!
Пусть его!
– Когда поедем, Руди?
– А вот, как напишут мне, что подарок твой готов, так и поедем.
Фёдор не возражал. Даже интересно стало, что там за подарок такой? Посмотрим...
***
– Боярышня, шелковые нитки закончились. И бусины синие, стеклярусные, тоже...
Устя только зубами скрипнула.
Шитье... Сейчас она позволения у отца спросит, да сама в лавку к купцу ромскому и сбегает. Есть у него и шелк, и стеклярус... только б отец позволил!