Возвращение
Шрифт:
Поняла, что с внучкой все хорошо, и на лавку прилегла.
Все...
Можно дух перевести и поспать.
Все. Хорошо.
***
Шла себе Устинья, шла, а потом и думать начала. Когда возбуждение от побега схлынуло, когда успокоилась она чуточку, когда дышать ровнее смогла.
В город бежать?
А успеет ли она до рассвета? А то ведь вид у нее...
Сама себя увидишь, так испугаешься. Волосы лохматые, повязка потерялась где-то, душегрея, вот, разорвана,
Ой, неладно будет.
Как увидит ее кто, так испугается. А если кто знакомый?
Как она потом объяснит, где была, чего искала? Век не отмоется! И почему-то обиднее всего было, что осталась она и без стекляруса, и без иголок, и без шелка.
Вот зачем оно разбойникам и татям?
Гады они! Просто - гады!
Да только татям с ее ругани не жарко, не холодно, и беды нет. А делать-то ей что? И в город так нельзя, и домой... а ежели там еще кто ждать будет?
Может, и нет, ну а вдруг?
К примеру, уцелеют у разбойников хоть две лошади, так они ж и до Ладоги вмиг домчатся, и своим весточку дадут, и ее стеречь будут. Ох, не добром та встреча закончится.
Устя за собой хоть силу и знала, а пользоваться ей как следует - нет, пока не сможет она.
Старая волхва, та и сердце остановит, и ужас смертный нашлет, и кровь в жилах створожит... она-то может. А Устя не сумеет пока. Нет у нее таких навыков.
Так что вздохнула Устя - и пошла дальше.
Матушка-Жива, что делать-то?
А может, то и делать?
Пойти в святилище матушки, в ноги волхве кинуться. Попросить, чтобы ее родным весточку дали, а самой подождать.
Так-то и батюшка поймет. Куда ж ей еще бежать было?
А потом и наново приехать можно, поблагодарить. Почему ж нет?
Святилище. А где оно?
Устя прислушалась к себе. Огонек под сердцем горел ровно и спокойно. И тянуло ее... да, вот туда. Налево. И не так уж это далеко. Может, час ходьбы от реки, может, полтора.
Устя посмотрела на Ладогу, коснулась поверхности воды рукой.
– Благодарствую, государыня Ладога.
Напилась на прощание - да и повернула к святилищу. Туда-то хоть какой приходи, все равно ее примут. И не попрекнут, и не выдадут, и никому ничего не расскажут.
Да, только в святилище.
Река с материнской лаской смотрела вслед юной волхве.
Хорошая девочка. Уважительная....
***
Хорь бессильно матерился такими черными словами, что с елок шишки падали. Белки - и те краснели, удирали, хвосты распушив.
Было, было отчего ругаться.
Проклятый медведь!
Пришел, задрал трех лошадей, остальные сами удрали. Поди их, поймай в ночном лесу!
Двое ребят из ватаги ранены, один убит. Да это ладно бы, и до Ладоги тут недалеко,
А вот девка сбежавшая...
Вот где урон-то!
Не будет девки - и денег не будет. И новых людей нанять будет не на что.
А когда еще заказчик осерчает... а это будет, и к гадалке не ходи. Ему девку обещали, а что он получит? Шиш с медведем?
Ой, беда будет!
Дураком Хорь отродясь не был. И что с ним сделают понимал. А что тогда?
А чего тут!
Деньги у него есть, задаток он взял. Надобно дождаться человечка, которого он к заказчику послал. Забрать у него полученное - и бежать отсюда. Бежать и снова бежать.
И не останавливаться.
Велика Росса, да и не сможет заказчик его в розыск объявить. Нет у него той власти.
Бежать.
Но как она сбежала-то, стерва? С медведем договорилась, что ли? Не верил Хорь в старые сказочки, вот и про волхву не подумал, и про кровь старую. Да и к чему оно наемнику? Все одно голову сложит, не сейчас, так позднее. Ему важнее ноги унести.
Так Хорь и сделал.
***
Устя медленно шла по лесу.
Сила волхвы постепенно угасала. Направление она чуяла, а вот ходить по лесу не умела. Не учили ее этому, а ведь наука целая, сложная. За ягодой идти - и то умение надобно, а откуда оно у Устиньи? Рассказывали бабы в монастыре, была там одна, у которой муж - охотник, но ведь слушать и делать - это разное. Так что Устинья уже и ногу несколько раз подвернула, и в какую-то гадкую паутину головой влезла, и гнездо на себя уронила... откуда только взялось!
А еще вымокла насквозь, промерзла и устала.
Сейчас она почти ползла. На упрямстве, на стиснутых зубах делала шаг за шагом.
А вот не будет татям радости! Не поймают они ее! Не допустит!
И когда начались первые березы, Устя даже не сразу себе поверила. Ткнулась лицом в белесую кору, потерлась щекой, чудом нос не ободрав.
– Дошла...
– Ну, здравствуй, волхва.
Хозяйку рощи сложно было не узнать. Стоит она, почти сливаясь белым платьем своим с березами, и волосы зеленцой отливают. А глаза глубокие, бездонные...
Старая? Молодая?
Она вне возраста...
Устя где стояла, там по березе и сползла.
– Помоги, сестрица! Ради Живы-матушки!
Волхва и колебаться не стала. Оказалась рядом, Устю на ноги вздернула, плечо подставила.
– Пойдем, Устенька. Расскажешь, что за беда у тебя приключилась.
Устя хлюпнула носом - и пошла рядом с волхвой, подозревая, что ее злоключения закончились.
Хоть сегодня...
Хоть ненадолго...
Ей бы взвара горячего, с медом, да ноги попарить, да носки теплые. И мокрую одежду снять. А потом... потом она с чем угодно справится!