Возвращенные тенью
Шрифт:
— Уступил?.. Но, насколько я помню, король Стер снизил пошлины лишь в обмен на то, что Шамбрен обещал ему не поднимать цены сверх какого-то предела, — неуверенно заметила Иллиандра, и Плоидис вдруг рассмеялся.
— Официально — да, — ответил он, сжимая ее плечи. — Но в самом деле за эту уступку отец купил у Дамарьена весьма важную информацию об одном договоре с Эльвеном, которая в итоге позволила нам выиграть гораздо больше, чем мы потеряли на этих пошлинах.
Иллиандра улыбнулась.
— В самом деле?.. И что же, у Дамарьена и теперь есть, что предложить тебе?
— Разумеется,
— Тогда не сдавайся, Плоидис, — Иллиандра нежно провела пальцами по его шее. — У Дамарьена нет никаких козырей, он не сможет даже установить квоты, не нарушив торговый договор.
— Но он может и нарушить его, Илли, — улыбнулся Плоидис, крепче прижимая ее к себе. Ее ласковые руки тут же заставили его забыть об усталости, и о шелке, и о Дамарьене… — Давай поговорим об этом завтра, — прошептал он, закрывая глаза и находя ее мягкие губы.
Иллиандра уютно сжалась в его теплых объятиях, с готовностью отвечая на его поцелуй, и сердце Плоидиса наполнилось благодарностью. Она могла просто выслушать его, прижимаясь к его плечу, она просто мягко касалась его и с искренностью отвечала на его ласки… она просто была рядом.
Она просто любила его — и это «просто» делало его самым счастливым на свете.
Глава 13. Взор единорога
Королевский Совет вернулся в Авантус лишь спустя неделю, измотанный и обессилевший, и тем не менее, на следующий же день был вынужден вместе с остальными собраться в королевском парке на традиционную еженедельную прогулку. Разница между вернувшимися с переговоров и остававшимися в столице была очевидна; хотя, конечно, по большей части касалось это лишь мужчин. Жены же их, целую неделю наслаждавшиеся обедами, прогулками и прибрежным пейзажем, выглядели счастливыми и посвежевшими и изо всех сил стремились выказать всем вокруг свою причастность к прошедшему мероприятию для избранных.
— Как прошли ваши переговоры? — спросила Диадра у подруги, когда они, немного отделившись от толпы, неторопливо шли по аллее.
— Можно сказать, что успешно, если конечно, Дамарьен действительно будет выполнять все условия нового договора. Впрочем, король испытывает на этот счет определенные сомнения.
— Но разве они могут просто не выполнить то, под чем подписались?..
Иллиандра улыбнулась.
— Они найдут тысячу причин и оправданий, чтобы не запятнать себя в глазах собственного народа, но в целом, это приведет к тому, что всю тягостную процедуру придется начинать заново.
Диадра хмыкнула.
— Никогда не любила политику. По-моему, это ужасно, когда вся твоя жизнь, все эти переговоры, договоры, союзы и пафосные изречения — все это в действительности полная фикция.
Иллиандра кивнула с невеселой улыбкой.
— А главное, ты знаешь, что все вокруг старательно делают вид, будто верят твоим заявлениям, хотя сами в это время неколебимо уверены, что понимают истинную суть происходящего и, дай им власть, могли бы устроить все несомненно лучше.
Диадра бросила взгляд на подругу и рассмеялась.
— Ты, кажется, тоже не любишь политику, Илли.
Та
— Я боюсь, что ненавижу все устройство нашего лживого мира, но, к сожалению, глядя на него со своего места, я не могу даже питать иллюзий, будто могла бы построить все иначе. Знаешь, Ди, это ведь только кажется, что король обладает безграничными возможностями. Но на самом деле, наш мир — это полный хаос, состоящий из тысяч маленьких постоянно сталкивающихся мирков, и ни одному человеку не под силу привести это безумие в какой-нибудь порядок. И политика, все это нагромождение ложных и бессмысленных слов и действий, в действительности используется не для того, чтобы сделать мир лучше, но лишь для того, чтобы направлять толпу и удерживать ее в нужном тебе направлении.
Иллиандра осеклась, заметив странный взгляд Диадры.
— Что, Ди?..
— Он, должно быть, поистине счастлив, что ты есть у него, Илли.
Иллиандра смутилась.
— Ну, причем тут это?..
— Притом, что ты в самом деле любишь его. И понимаешь. И снова любишь, еще больше. И я думаю, что при всей вынужденной лицемерности его жизни, ты — единственное, что действительно наполняет ее подлинным смыслом.
Иллиандра почувствовала, как розовеют щеки.
— Спасибо, Ди.
Они прошли немного в молчании, потом Иллиандра улыбнулась и спросила:
— Как насчет тебя, Ди? Как дела у вас с Берзадиларом?
Диадра с подозрением взглянула на нее.
— Я надеюсь, ты спрашиваешь не для того, чтобы вновь напомнить мне, как я ошибаюсь, позволяя себе быть счастливой?
Иллиандра с улыбкой качнула головой.
— Я ведь обещала больше не учить тебя жизни, Ди. И поверь, я буду только рада, если ваша дружба действительно сложится так, как ты этого хочешь.
Диадра еще мгновение внимательно смотрела на подругу и потом вдруг расплылась в счастливой улыбке.
— Ты не представляешь себе, как мне хорошо с ним, Илли. Он показывает мне удивительные вещи. Он рассказывает мне такое, чего я никогда не могла себе представить. Неделю назад он переместил меня в жуткие, неприступные скалы и показал мне — ты поверишь? — настоящих драконов…
— Драконов?.. — восхищенно откликнулась Иллиандра. — О Боги, я думала, их не существует!..
— Я тоже, — Диадра восторженно кивнула. — Но я видела их, Илли, видела так близко — и, знаешь, они умопомрачительно красивы… а вчера он обещал, что постарается найти для меня единорога…
Иллиандра мягко улыбалась, глядя на подругу.
Что ж, в самом деле, быть может, она ошибалась, когда считала, что из этого не выйдет ничего хорошего. Сейчас Диадра выглядела такой счастливой, какой Иллиандра не видела ее уже очень давно. И если Берзадилар был способен делать ее такою, то Иллиандре не оставалось ничего иного, кроме как просить судьбу, чтобы этот странный, невообразимый для нее союз оказался в самом деле способен к существованию.
Вечером, перед тем как отправиться во дворец к Плоидису, Иллиандра наконец, после недельного перерыва, вновь опустилась на уже знакомую софу в Школе Чародейства и, стараясь совладать с волнением, неосознанно повторяла за Диадрой заклинание призыва.