Возвышение падших
Шрифт:
— Нет! — растерянно и негодующе качая русоволосой головой, пораженно прошептала Хюмашах, медленно отступая от султана. — Нет… Я не выйду замуж!
— Пойми, Хюмашах…
— Ни за что! — истерично вскрикнула Султанша. — Никто меня не заставит, слышишь?!
Хюмашах в гневе и негодовании хотела было выбежать из покоев, но Орхан снова ее останавливает и разворачивает к себе, тряхнув за плечи, будто пытаясь привести в чувство.
— Это для твоего же блага, Хюмашах.
Расплакавшись в бессилие, Султанша схватила руку брата и
— Пожалуйста, Орхан! Я не вынесу этого! Умоляю…
Вздохнув с тяжестью, Орхан мягко обнял сестру и та на мгновение подумала, что он поддался ее уговорам, отступил.
— Я понимаю твои чувства… Но я своего решения не изменю. Готовься к никяху.
Разочарованно выпутавшись из его объятий, Хюмашах гневно покинула покои, громко хлопнув дверьми и от этого звука Орхан вздрогнул, глядя ей в след.
Покои Севен.
Когда светловолосая Севен волнительно восседала на тахте рядом с Османом, держащим ее за руку, в покои резко ворвалась разгневанная и заплаканная Хюмашах Султан, серые глаза которой пронзительно остановились на сыне, который спешно поднялся на ноги, напряженно рассматривая ее.
— Валиде? Что с вами?
— И ты еще спрашиваешь?! — негодующе вскрикнула Хюмашах, эмоционально взмахнув рукой.
Севен, вздрогнув от ее крика, поднялась с тахты и испуганно встала за широкую спину Османа, будто спрятавшись.
— Что ты прячешься? — переведя на нее жесткий взгляд, жестко процедила Хюмашах. — Стыдно в мои глаза взглянуть? Какой позор! Помолвлена, а за спинами других блудит…
— Хватит, мама! — раздался возмущенный голос Османа. — Не надо так отзываться о Севен Султан. Она не достойна подобного обращения.
Севен за его спиной разразилась тихим плачем.
— Ты еще защищаешь ее? — разочарованно выдохнула Султанша, качая головой и смотря на сына. — Что с тобой стало?
— Вам стоит прекратить этот скандал, Валиде. Вы не смеете так с ней разговаривать и в чем-то упрекать, как и меня.
— Да мне уже все равно, Осман… Делайте вы все, что пожелаете! Но знай, что больше нет меж нами того доверия, что было раньше. Видеть вас всех не желаю…
Хмуро Хюмашах Султан покинула покои, провожаемая сожалеющим взором Османа и испуганным Севен, которая обняла Султанзаде, едва он к ней повернулся.
Гарем.
Темноволосые Эдже и Рейна вступили в гарем, возвращаясь из дома сеньоры, когда им навстречу вышла заплаканная и взвинченная Хюмашах, которая даже не обратила на них внимания.
Недоуменно проводив ее изумрудным взором, Эдже повернулась к Рейне, которая осталась невозмутимой.
— Что это с Хюмашах Султан?
— Кто же знает? — равнодушно ответила та, пожав узкими плечами.
Заметив седовласую Фахрие-калфу, выходящую вместе с двумя калфами из гарема, Эдже окликнула ее.
Обернувшись, Фахрие-калфа, заметив рядом с воспитанницей, которой улыбнулась, Рейну, помрачнела.
— Фахрие, а что случилось
— Султанша. Севен Султан с Инджи-хатун прибыли из Амасьи. А Султанзаде Осман признался Повелителю в том, что между ними с Севен есть чувства и потребовал расторжения помолвки.
Эдже растерянно замолчала, а после нахмурилась в непонимании.
— Аллах сохрани, — выдохнула она к раздражению Рейны, которая ненавидела это восклицание из уст племянницы. — Поверить не могу.
Дворцовый сад.
Светловолосая Дэфне, Баязид и Инджи в спокойствии восседали в небольшой беседке перед дворцом, наслаждаясь необременительным разговором и прекрасной летней погодой, когда явилась Миршэ-хатун.
— Султанша, — поклонилась она. — Вас желает видеть Повелитель в своих покоях.
Вздохнув, Дэфне кивнула и поднялась с сидения, понимая, что Орхан, видимо, опять нуждается в разговоре с ней, что рождало в ней ужасную тоску.
Обернувшись к сыну, она через силу улыбнулась.
— Увидимся, мой Шехзаде.
— Валиде, — улыбаясь в ответ, кивнул Баязид.
Дэфне, шелестя подолом голубого платья, покинула беседку и, глядя ей, уходящей, в след, Инджи переполнилась смущением, оставшись наедине с Шехзаде.
Но Баязид не растерялся и продолжил разговор, сам не замечая, как все больше увлекается эрудированной и красивой черноволосой красавицей.
Покои Севен.
Войдя в покои, темноволосая Эдже, ухмыльнувшись, увидела, что Севен плачет, сидя на тахте, а Осман поглаживает ее по плечу и пытается успокоить.
Обернувшись на нее, оба напряглись и насторожились.
— Значит то, что о вас говорят, правда, — насмешливо проговорила Эдже.
— Это тебя не касается, Эдже, — хмуро ответил Осман, поднявшись с тахты и будто прикрыв собой Севен.
— Как же так, Севен? — наигранно возмущенно воскликнула та, будто не слыша Султанзаде. — Вся империя готовится к твоей свадьбе, а ты…
— Достаточно глумиться, — рассерженно процедил Осман, с трудом сдерживаясь. — Неужели тебе доставляет это удовольствие? Или же ты делаешь это из зависти?
— Из зависти? — не поняла та. — При чем здесь она?
— Мы с Севен связаны любовью, а ты этого чувства не знала и не узнаешь никогда, потому что нельзя полюбить столь переполненную ядом и алчностью женщину!
Вздрогнув от его слов, Эдже растеряла насмешливое настроение и, оскорбленно вскинув острый подбородок, покинула покои, провожаемая сожалеющим и смущенным взором Севен.
— Ну зачем ты так с ней, Осман?
Султанские покои.
— Я понимаю, что это выглядит предосудительно, ведь они члены династии и отчасти дальние родственники, — спокойно говорила Дэфне, сидя вместе с Орханом на тахте в покоях, хотя внутренне она была поражена новостью о любви Османа и Севен. — Но вспомни нас… Разве подобные преграды помешали нам любить друг друга?