Возвышение падших
Шрифт:
— Пусть остается.
Шах одарила брата недовольным взором темно-карих глаз, который этого даже не заметил и, кивнув ей, покинул покои, напоследок снова мимолетно оглядев Артемисию.
— Султанша, соизволите ли вы выделить покои для Инджи?
Обернувшись к светловолосой сестре, Шах вынужденно и обманчиво расплылась в улыбке.
— Пусть выберет те, что ей понравятся. Покажи ей гарем, Севен. Ступайте.
Поклонившись, девушки покинули опочивальню и, проследив за этим, Шах с явным недовольством в глазах опустилась обратно на тахту.
— Только ее здесь не хватало…
Ухмыльнувшись, Артемисия опустилась обратно на подушку и по-хозяйски взяла с тарелки, стоящей
Дом Рейны Дориа.
В темном и мрачно-готическом холле, освещаемом лишь горящим полыхающим пламенем камином и зажженными свечами, так как шторы были плотно прикрыты от палящего летнего солнца, Рейна вальяжно восседает на небольшом диване, откинувшись на спинку и держа в руках полный кроваво-красным вином кубок, а напротив нее сидит в кресле Эдже, наблюдая за тетей непрестанно.
Эдже, тяжело вздохнув, оторвала, наконец, от нее взор и лениво огляделась в холле, дивясь его непривычной красотой.
— Красивый дом… Был бы у меня такой же, принадлежащий лишь мне.
Усмехнувшись, темноволосая Рейна сделала большой глоток вина из кубка и взглянула на племянницу насмешливо.
— Если хочешь, я подарю тебе дом в тысячу раз лучше этого.
— Правда? — довольно переспросила Эдже, переполнившись радостью. — Но он слишком большой для тебя, живущей одной, Рейна, — добавила Султанша после небольшой паузы и улыбка ее поубавилась.
Рейна неминуемо помрачнела, рассматривая что-то за спиной Эдже с задумчивостью.
— Это правда… Порой мне бывает одиноко, но я научилась справляться с этим чувством.
— А где твой муж-адмирал? — осторожно воскликнула Эдже, боясь навлечь на себя уже знакомое ей негодование Рейны.
— Этот плут уже на том свете, — ухмыльнулась сеньора, отставляя кубок на столик, стоящий у дивана.
— Плут?
— Тот еще, поверь… Джанандреа был моим двоюродным братом. Мой покойный отец, Андреа Дориа, в свое время буквально правящий Генуей, желал передать место в управляющем совете и руководство над флотом республики, огромной политической силой в Генуе, своему сыну и моему старшему брату — Джованни. Но он скончался в 1560 году от лихорадки, — хрипло повествовала Рейна, возгоревшись гневом на последних словах. — Я знаю, что его отравили! И даже знаю, кто… Мой будущий муж — Джанандреа Дориа.
— Но зачем? — помрачнев, непонимающе проговорила Эдже, заинтересовавшись рассказом.
— Джанандреа не был рожден в прямой линии рода Дориа, как мой брат или я, поэтому прав на место в управляющем совете не имел, как и шанса получить огромное имущество всего нашего рода. Его отцом был племянник моего отца — бастард, рожденный от какой-то шлюхи, которыми так увлекался уже его отец, приходившийся младшим братом Андреа Дориа. Неблагородное происхождение его отца наложило отпечаток и на самого Джанандреа, который всю жизнь пытался всем доказать, что он — достоин фамилии Дориа и что он ни чем не хуже, чем другие представители этого рода. Он постоянно вертелся вокруг моего отца, пытаясь заполучить его доверие и благосклонность, что ему удалось. Но он понимал, что пока жив Джованни, ему ничего не достанется, как бы он ни был любим дядей, поэтому отравил его. Джованни скончался в страшных муках, сгорая в высокой температуре. Лекари ничем не могли помочь, говоря, что это лихорадка. Мне тогда было тринадцать лет и я, разумеется, ничего не заподозрила, потому как была слишком мала. Отца подкосила смерть Джованни и он в этом же году скончался, потому как был уже в довольно преклонном возрасте, завещав оказавшемуся тут как тут Джанандреа командование флотом, все имущество рода, фамильный замок и даже меня! Но с условием, что в совете править буду лишь я.
— Тебя? — растерянно
— Джанандреа желал укрепить свое положение браком со мной — чистокровной и единственной представительницей прямой линии Дориа, что также обещало титулы законнорожденных его детям, а не клеймо отпрысков сына бастарда, — с какой-то тяжестью улыбнулась или оскалилась Рейна.
— Но ведь ты могла не согласиться на этот брак!
— Нет, не могла, — обреченно выдохнула сеньора. — Перед смертью отец молил меня исполнить его завещание и я пообещала, а свои слова я привыкла сдерживать.
— Ты не любила мужа?
Рейна какое-то время молчала, будто пытаясь найти ответ на этот вопрос, а после качнула темноволосой головой.
— Этот брак мне казался вопиющей порочностью, так как Джанандреа приходился мне двоюродным племянником, но я ошибалась… В Генуе случались браки между даже родными братьями и сестрами. Именно Джанандреа изменил мое мировоззрение относительно порока. Я осознала, что порок дарует не только нечто плохое, но и удовольствие… Поначалу я к нему долго привыкала, как к мужу, а не родственнику. Потом слегка привязалась, но меня отталкивали его слабость к вину и к другим женщинам, с которыми он мне открыто изменял, потому как женился на мне по расчету, а также его развязность и пошлость. С годами мы привыкли друг к другу, но, признаться, я никогда его не любила. Джанандреа, разочарованный тем, что у нас не было детей, во всем винил меня, так как шлюхи рожали от него детей-бастардов, а я не могла даровать ему чистокровного наследника, которого он так желал.
— У тебя нет детей?
— Нет, — тоскливо ухмыльнулась Рейна, опустив голову и Эдже отметила про себя, что впервые видит ее такой. — И не будет, Эдже. По женской линии в роду Дориа практически все женщины были бесплодны. Это связано с каким-то заболеванием, но мать верила, будто женщин Дориа прокляли из-за их красоты и власти над мужчинами какие-то завистницы около века назад. Моей матери повезло, проклятие обошло ее, как и Ингрид, твою мать. Но меня оно навсегда лишило детей…
Эдже сочувственно и грустно взглянула на сеньору, почувствовав, как почему-то защемило в груди.
— У Махмуда и Мурада тоже не было детей… Это из-за проклятья?
— Не знаю… Вполне возможно.
— А почему Джанандреа умер?
— Я его отравила, — жестко бросила женщина, будто сознаваясь не в убийстве.
Темноволосая Султанша вздрогнула от этих слов и, нахмурившись, некоторое время молчала, но все же любопытство взяло верх над страхом.
— Зачем..?
— В последние годы отношения между нами окончательно разрушились. Он, понявший, что детей у меня не будет, решил объявить наследником всего нашего рода своего старшего бастарда. Я, разумеется, была против, но он и слушать ничего не желал. Грозился лишить меня места в управляющем совете, лишив поддержки флота, даровавшего мне силу. После связался с этой Бриенной Гримальди, которая, очаровав его и затащив на ложе, переманила на свою сторону с помощью Джанандреа все силы флота. Я должна была с этим покончить, Эдже…
— Бриенна Гримальди? Та женщина, которая развязала в Генуе войну?
— Да.
Эдже содрогнулась от ненависти, всколыхнувшейся в изумрудных глазах Рейны, когда они упомянули в разговоре Бриенну.
— Ты уже четыре года вдовствуешь… — задумчиво прошептала она после, решив сменить тему. — Наверно, это трудно?
— Вовсе нет, — развязно ответила сеньора, чему-то улыбнувшись.
В готический холл едва слышно вошел высокий и широкоплечий мужчина в черно-красном плаще. Деметрий.