Возвышение падших
Шрифт:
Шах Султан в ужасе прикрыла рот ладонью. Эсен-хатун же не выдержала внутренней боли и заплакала, но, через некоторое утерев слезы, продолжила мёртвым голосом.
— Я кричала проклятым богам, в честь которых мы были названы, чтобы они спасли мою сестру и брата, но те неподвижно лежали на моих руках. Мертвые… Маленький Евстархий заливался плачем. Его они не тронули. Я вынесла тела Персехоры и Диониса за дом и похоронила. Казалось, во мне тогда не осталось ничего живого… Но, я держалась ради Евстархия. Он был слаб и голоден… Мне пришлось воровать еду на городском рынке. Прошло несколько дней и Евстархий заболел
— Сколько ему было лет?
— Два года. Тогда весь мир потерял для меня значение, как и моя жизнь. Я желала, наконец, покончить со всем этим. Оставить всё… Не знаю, что за демон овладел мной, но я откопала тела сестры и брата и затащила их в дом. Положила рядом мертвого Евстархия и подожгла дом. Огонь забрал их тела, как и сжёг мою душу. От горя я пожелала умереть… Пошла в порт, где собиралась сесть в лодку, уплыть на глубину и, привязав к шее камень, утопиться, но в порту меня поджидали корабли турецких пиратов, напавших на Сотириа. С содроганием я увидела, как один греческий корабль отплывал от порта. То был корабль Аристарха, сына Фаэтона. Он нашёл меня и даже заметил стоящую на берегу, но, видимо, испугавшись пиратов, уплыл. Меня же схватили и я, признаться не сопротивлялась. В Османской империи Аристарх не смог бы меня отыскать и отомстить. Это было моим спасением и ради него я пожертвовала своей свободой. К чему мне эта свобода, полная смерти, страданий, нищеты и голодного существования? Корабль привёз нас в Стамбул, где меня купила Фериде-калфа. Так я оказалась здесь, госпожа. Подле вас.
— Вот, что забрало жизнь из твоего сердца и глаз… Понять не могу, за что Всевышний так наказал тебя, дитя.
Эсен-хатун вытерла слезы с щёк и через силу улыбнулась женщине.
— Возможно, он не наказывал меня, а сделал сильнее, научил ценить то, что имеешь. Кто знает, что судьба мне уготовила, Султанша? Быть может, эта история — лишь толика тех страданий, что мне суждено испытать?
— Здесь таким страданиям твоя душа не подвергнется. Обещаю, Эсен, что не позволю тебе более страдать… Ты чем-то притягиваешь меня. Что-то заставляет меня заботиться о тебе и я не пойму, что это.
— Во всяком случае, этот рок судьбы и привёл меня к вам… и к Повелителю. Рядом с вами, госпожа, я почувствовала, что остались ещё в мире понимание и доброта, а рядом с Повелителем поняла, что сердце моё ещё не мертво. Оно просто спало. И любовь его пробудила…
— Любовь?
— Думаю, это она. Наконец-то в жизни кто-то полюбил меня, Султанша. Заботится обо мне и искренне желает счастья. Этот ребёнок, что я ношу под сердцем — моё воскрешение, а Повелитель — мой целитель. Рядом с ним я чувствую, что снова живу… Это ли не любовь?
Шах Султан ей улыбнулась и, поддавшись чувствам, мягко обняла девушку. Эсен, снова заплакав ей в плечо, благодарно обняла её в ответ.
Комментарий к Глава 10. Счастье и печаль
Дополнительные материалы, способные сделать чтение фанфика более интересным, а представление образов и интересных ситуаций более лёгким - https://vk.com/protivostoyanieandvalidehurrem
========== Глава 11. Тёмные предвестия ==========
Дворец санджак-бея в Манисе.
Лёгкий ветер, переполненный ночной прохладой, ворошил его тёмно-рыжие волосы и остужал пыл трепещущих в груди чувств. Оперевшись руками о перила, Сулейман в мрачном
Его разум не принимал мысль о том, что Эдже Султан погибла. Юная женщина, что пленила его одним только взглядом изумрудно-зелёных глаз, горящих гневом и царственностью, не могла умереть.
Раз за разом его воображение рисовало её смерть в полыхающем огне, и, не выдерживая внутренней боли, Сулейман жмурился, пытаясь отогнать навязчивую картину.
Когда ошеломление и потрясение отступили, Сулейман, наконец, смог прислушаться к своим чувствам. Определённо, среди них были негодование и боль, но что-то ещё таилось в самой глубине. Отрицание. Он не чувствовал потери. Не чувствовал невосполнимости. Ему казалось, что Эдже всё ещё жива; она дышит и глаза её всё ещё горят тем огнём, который никогда не покидал их.
Возможно, он попросту не желал верить в её смерть. Сулейман заставлял себя чувствовать так, будто сомневается. Не хотел отпускать её и свои чувства.
Раздались приближающиеся шаги и, насупившись, рыжеволосый юноша раздражённо взглянул на Касима-агу.
— Оставь меня.
— Прошу прощения, господин. Я…
— Что тебе нужно? — мрачно выдохнул Сулейман, отвернувшись обратно к ночному пейзажу.
— Гюльхан Султан подготовила для вас наложницу. Она ожидает за дверью.
Сулейман от его слов горько усмехнулся. Наложница? Как мог он развлекаться с наложницами, когда Эдже погибла и тем самым разрушила что-то внутри него?
— Пусть возвращается в гарем. Передай моей матери, что я сам в состоянии решать, кто будет входить в мои покои.
— Как прикажете.
Поклонившись, Касим-ага вышел в коридор и взглянул на черноволосую Айсан-хатун, лучащуюся красотой и роскошью сливочно-белого одеяния. Её серо-зелёные глаза полыхали волнением и ожиданием.
Джихан-калфа насторожилась, заметив напряжённость Касима-аги.
— Джихан-калфа, веди наложницу обратно в гарем. Шехзаде не пожелал её принимать.
Вздрогнув от слов евнуха, Айсан-хатун почувствовала, как надежда и волнение внутри неё разбились, а на их место пришли разочарование и непонимание.
— Не пожелал? — растерянно переспросила она, когда Джихан-калфа подхватила её под локоть и потащила обратно в гарем.
— Не расстраивайся, — усмехнулась та. — Благодаря нашей госпоже у тебя будет ещё тысяча ночей в покоях Шехзаде Сулеймана.
Покои Гюльхан Султан.
Билгелик-хатун осторожными и мягкими движениями расчёсывала длинные рыжие волосы своей госпожи, орудуя деревянным гребнем.
Гюльхан Султан, облачённая в ночное одеяние из чёрного шёлка, что мягко струилось по её всё ещё тонкому стану, перевела взгляд синих глаз к вошедшей в опочивальню Джихан-калфе. Та отчего-то недовольно хмурилась.
— Айсан-хатун, надеюсь, в покоях моего сына?
— Нет, госпожа. Шехзаде не пожелал принять её.
Гюльхан Султан возмущённо нахмурилась и лениво взмахнула рукой, приказав Билгелик-хатун остановиться и отступить. Поднявшись с тахты, рыжеволосая госпожа приблизилась к своей калфе.
— Он смеет отвергать её? Если я сказала, что она должна попасть в его покои, то так и должно быть!
Джихан-калфа вздрогнула от гневного возгласа Султанши и опустила взгляд в пол, боясь ещё больше раздражать её.