Вперед в прошлое 10
Шрифт:
Я приготовился к длительному торгу, как с машинистом, но Мутко, который уже эту пшеницу закопал и, наверное, раздает рабочим в счет зарплаты как корм свиньям и курам, радостно воскликнул:
— Да!
Отчим щелкнул пальцами и подпрыгнул, пробурчав:
— Надо было еще цену сбивать.
Мне же стало неловко, ощущение было, будто я обираю колхоз, но цену-то я снизил, просто чтобы иметь маневр для торга!
— Вы согласны продавать пшеницу по такой цене? — удивился я. — Не за наличные, а в обмен на солярку, как мы и договаривались? — Я подмигнул
Донесся протяжный вздох, и стало безумно жаль этого худого нескладного человека, я спросил:
— Сколько у вас пшеницы?
— Двадцать четыре… Уже двадцать тонн. Вы понимаете, мне людям зарплату платить нечем! Даю зерном, картофелем…
— Кстати, почем картошка? — спросил я и добавил: — Ее купим за наличные, если цена нас устроит.
— Двести… сто пятьдесят, если больше тонны возьмете.
— По триста ее продают на рынке, — буркнул отчим и сразу посчитал: — Если продавать с машины по 250 рублей, получим сто тысяч с тонны. А деньги есть… будут! Берем! Чтобы на обратном пути порожняком не кататься.
— Купим, — пообещал я. — Сколько вам нужно топлива?
Мутко задумался и сказал после секундного промедления:
— Перезвонить сможете? Через полчаса скажу. Надо посоветоваться.
— Поставка будет не одним, несколькими траншами. За раз можем привезти чуть более тысячи литров, по шестьдесят восемь рублей за литр, имейте это в виду. Без торга, бонусом — отличное качество топлива.
— Да, спасибо. Перезвоню.
Он повесил трубку, мы с Алексеевичем переглянулись, с трудом подавляя желание бежать в центр и менять акции на деньги.
— А он нас не кинет? — осторожно спросил отчим.
— Очень вряд ли, мы ему нужны. Но вероятность кидка всегда существует, потому чрезмерные обороты нам не интересны.
Пока ждали, отчим метнулся в кухню, заварил себе чай, зашуршал пакетами в поисках сладкого. Когда прозвенел звонок, Василий возник рядом, шумно прихлебнул из чашки и навострил уши.
— Слушаю, — сказал я.
— Это Юрий Никитич, — проговорили растерянным голосом. — В течение месяца нам нужно две тысячи литров. Не больше, увы. Больше пока некуда девать, техника стоит. А вот весной понадобится много. Вы извините, что я наобещал… Не знаю, как и быть.
Мы с отчимом переглянулись. Совещаться не было времени, и я сказал:
— Значит, столько. Двумя траншами. Пшеницы возьмем в эквиваленте. — Я схватил ручку, открыл свою тетрадь и принялся считать.
Пятьдесят тысяч стоит тонна пшеницы. Шестьдесят восемь — тысяча литров солярки. Две тысячи — 136 000 рублей…
— Получается, на три тонны пшеницы вы меняете тысячу двести пятнадцать литров топлива. Так? Детали обсудим на месте.
— Так, — не особо радостно ответил Мутко, и я его обнадежил:
— Если качество пшеницы нас устроит и реализация пройдет успешно, остальное мы выкупим.
— За деньги? — робко спросил Юрий Никитич.
— За деньги, — подтвердил я. — И вам будет чем расплатиться с рабочими.
Донесся протяжный вздох.
— Во сколько завтра вас
Василий растопырил пальцы обеих рук, поджав большой.
— Девять, — озвучил я, и отчим закивал. — Во сколько вы будете на рабочем месте — на случай форсмажора? А еще лучше оставьте нам свой домашний телефон, чтобы мы смогли позвонить вечером.
Мутко с радостью продиктовал номер и сказал:
— До завтра, Василий. До свидания. И… удачи вам!
Из трубки донеслись прерывистые гудки. Отчим перекрестился и начал считать пока гипотетическую прибыль, одновременно паникуя:
— Три тонны! Это две тонны муки плюс центнер-два. Двести тысяч чистой прибыли! Куда мы столько товара денем?
— Сорок четыре мешка-то? Пф-ф-ф. Продадим. Обменяем на что-то. Да мало ли куда! Это ведь продукт первой необходимости. Порадуем Мутко, купим на перепродажу тонну картошки, будем ездить по улицам и предлагать. Только весы нужно где-то добыть. Сможете?
Василий потер подбородок.
— Попытаюсь взять в аренду.
— Вот! — воздел перст я. — И еще сто тысяч плюс на картошке. Как вам?
Он потряс головой.
— Слишком! И слишком… просто. И очевидно. Не верится. Вот подержу в руках деньги, тогда поверю. И еще громкоговоритель нужен… Голова кругом!
— Звоним на мукомольный завод? — предложил я.
— А не рано ли? — встопорщил усы отчим и потер лицо.
— Предварительно, — упокоил его я. — Просто напомним о себе.
Там нам не отказали, но попросили обращаться с конкретикой.
Освободились мы ближе к одиннадцати, еще Василий звонил Пацюку, договорился взять машину на неделю. Тот ему долго компостировал мозги, что пора покупать новую резину, менять масло и делать плановый ТО. Отчим пожаловался на безденежье и пообещал все это сделать, когда заработает — то есть через две недели. Мента такой ответ удовлетворил.
Закончив с этим, мы рванули на центральный рынок — менять акции на деньги, а их — на доллары. Интересно, на сколько подорожали акции за новогодние праздники? Даже если ни на сколько, денег у нас будет более чем достаточно: чуть более семисот тысяч, семьсот баксов — считай, машина.
Хорошо, что при всей его въедливости Василий оказался достаточно рисковым для того, чтобы продать акции и вложить их в дело.
Собирался он до невозможности долго, метался из угла в угол, паниковал — ну еще бы, пять акций «МММ» — это все его сбережения!
— Тебе пистолет подарили, давай его возьмем, — предложил отчим.
— Так он газовый, — пожал плечами я. — Хулиганье на нас двоих не сунется, а кто поопытней, поймет в чем дело и не испугается, а разозлится.
Однако лицо отчима было красноречивее слов. Пользоваться пистолетом Толик все-таки меня научил, отчим тоже присутствовал при тестировании пистолета, игрался. Вблизи пользоваться им было нельзя — существовал риск самому хлебнуть своего же газа, следовало отойти на пару-тройку метров и только тогда стрелять, а потом уносить ноги. Пистолет, «Перфекту», я протянул отчиму, но тот качнул головой.