Вперед в прошлое 10
Шрифт:
— Это же не срочно? — уточнил я. — Давайте сперва дела сделаем, заработаем, а потом — ремонт. Он же тоже денег стоит.
Я на сто процентов был уверен, если заведу разговор про то, что Пацюк перед тем, как кинуть партнера, хочет выжать из него максимум, Василий начнет злиться и твердить, что он не хочет оскорблять друга недоверием.
— И не вздумайте делиться бизнес-планом с этим Лёхой, — напомнил я. — Нельзя, сглазит, удача отвернется.
— Нельзя, — согласился отчим.
Возле нашего дома он чуть сбавил
— Третий раз их тут вижу. Не нравятся они мне. Еще раз увижу, прогоню. А то квартиру страшно оставить, — он перешел на шепот: — когда у нас там столько денег. И с собой бабки носить — тоже опасно.
Словно услышав его слова, один гопник вскинул голову, что-то сказал второму, и он тоже посмотрел на нас.
— От чертяки! — Василий переключился на первую передачу, но «чертяки» потеряли к нам интерес и вернулись к картам.
Если бы они стояли на стреме, как-то отреагировали бы, подали знак своим. А эти будто ждали кого-то, а может, их приставили за кем-то следить.
Еще немного проехав, мы свернули в дачный кооператив. Когда остановились напротив бывшей дачи Тимофея, а теперь моей, я отдал отчиму свои деньги, оставив пятьдесят баксов десятками — на взятку в опеку. Если обойдется малой кровью — ну не звери же там? — сэкономленное отдам Лидии, пусть купит вкусного детям или одежду какую-нибудь.
— Приехали! — донесся из-за забора звонкий Светкин голосок, которая нас, видимо, караулила.
Василий с трудом развернулся на узкой грунтовке и покатил назад под собачий гвалт. Щеколду открыл Бузя — нарядный, важный, в белой рубашке и черных брюках.
— Куда ты раздетый! — крикнула Лидия, и паренек рванул назад, а ко мне прибежал Лаки, заскулил, встал на задние лапы и замолотил хвостом, облизывая мои руки.
И снова проклятое чувство вины! Я обнял щенка, затем обнял Светку, а вот Ваня обниматься уже стеснялся, но с удовольствием пожал мою руку.
— Вы что же, с нами собрались? — спросил я. — Это взрослые дела.
Лидия дождалась, пока Бузя оденется и выйдет, закрыла дом и, прихрамывая, направилась к нам, поправила сумку, переброшенную через плечо.
Еще вчера это дело казалось простым, и лишь теперь я понял, сколько у него нюансов. Если не будет получаться, начальница не захочет нам помогать, как оружие последнего шанса, использую суггестию.
И вообще, кто принимает решение, отдавать сирот в семью или нет? Вдруг вовсе не опека, там лишь могут поспособствовать этому или воспрепятствовать.
— Здравствуй, Павлик, — сказала Лидия, погладила Свету по голове. — Мы решили, что так будет правильно. Войдем в кабинет все вместе, я изложу суть проблемы, а потом эту начальницу попросят дети, и ее сердце дрогнет. Мы обсудили, что надо говорить.
— Текст выучили? — обратился я к Светке, но ответила Лидия:
— Нет. Так получается
— Согласен, — кивнул я, и мы направились к остановке.
Света взяла Лидию за руку, прижалась щекой к ее ладони и затараторила:
— Я так хочу, чтобы ты стала моей мамочкой! Ты и так мамочка, но надо же, чтобы — по правилам, да?
— Конечно. Все у нас получится.
К остановке идти было минут десять, мы вооружились палками, чтобы отгонять собак, но они потявкивали издали, соотнося свои силы с реальностью.
— Страшно детей одних отпускать, — пожаловалась Лидия. — Скорее бы лето, чтобы много людей, сухо, и псарня по участкам сидела.
На собачий лай вышел дед с алабаями, помахал нам рукой и вернулся к себе на дачу.
С серого неба начала срываться морось.
— Скорее бы весна, — повторил Бузя.
Мы ускорились — насколько позволяла хромота Лидии, и до асфальтированной дороги добрались раньше, чем все размокло. Осталось совсем немного, и можно спрятаться в остановке, но я был уверен, что дождь не хлынет — тучи не те.
Лидия посмотрела на часы.
— Автобус отправляется от конечной через семь минут. Успеваем, уже и дорога вон.
С дороги нам навстречу свернули два знакомых силуэта — те самые гопники, что играли в карты возле нашего дома, наверное, дождь их согнал. Увидев нас, они замедлили шаг. И ясно, что ничего им от нас не нужно, а все равно рука невольно нырнула в карман, где лежала крошечная «Перфекта». Отчим прав: с пистолетом, пусть и газовым, спокойнее.
Бузя, который шагал первым, вдруг напрягся, сдал назад и натянул капюшон поглубже на лицо. Он знает этих гопников и боится их? Не поделили что-то, или он у них что-то украл? Уж не его ли они подстерегают?
Когда парни подошли поближе, я скосил на них глаза: обоим было лет по шестнадцать-семнадцать, один в замызганной кожанке, потертой и зашитой в двух местах, второй — в темно-серой болоньевой куртке, которая когда-то была черной.
Мы с ними поравнялись, и я напрягся, ожидая, что они будут прессовать Бузю, но гопникам не было до нас никакого дела.
Уже на дороге я спросил Бузю:
— Ты их знаешь?
Он воровато оглянулся, обернулся назад, туда, куда удалялись гопники, и прошептал:
— Да. Вон тот, в кожанке — Хмырь. Второго не знаю, как зовут. Они с нас деньги брали. Ну, когда машины мыли. Мы. Типа за крышу. А сами ни хрена не делали. То есть если мы помоем, а водилы нас кинут, эти должны типа колеса проткнуть, а вот фиг! — Бузя сплюнул под ноги и прищурился. — Козлота! У него еще зубов нету впереди, ну, у Хмыря. Говорит, что не выбили, а родился таким.
— Несколько дней тут ошиваются. То ли поджидают кого-то, то ли ограбить хотят, — поделился я.
— Он бомж, — сказал Бузя. — Может, дачу нашел брошенную и живет там.