Вперед в Ссср
Шрифт:
– Не казарма!
– почти кричит Линник - а абсолютно добровольное право каждого, с максимальной отдачей трудиться на общее благо. Восемь часов обязательного, по Ленину, труда - и еще четыре, шесть, восемь, добровольного! А несознательные элементы, которые добровольно не захотят - когда скотина в стойло не идет, ее туда палкой гонят, так у нас в деревне говорили. Найдутся сознательные люди
– Вы, Сергей Степанович, только что говорили об отмирании государства. Согласно Ленину, это должно произойти потому, что если при эксплуататорском строе меньшинство угнетает большинство, то оно и нуждается в соответствующем орудии принуждения. А при коммунизме победившая трудящаяся масса принуждает
– А никакого!
– усмехнулся Линник - если каждый сознательный коммунист будет иметь право сам вынести приговор любому, виновному в нарушении коммунистических правил, и привести в исполнение. Судя лишь по здравому смыслу, и своей коммунистической совести.
Доморощенный Пол Пот нашелся. Мне уже хочется этой сволочи - пасть кулаком заткнуть. Искренне удивляюсь Аниному терпению.
– Так у каждого, совесть и здравый смысл свои. А если кто-то из сознательных окажется не совсем?
– А над ними контроль будет, из особо сознательных. На тех же основаниях - если что, приговор без всякой бюрократии!
Не ты это придумал - точно так в Китае было, в "Особом районе" при покойном Мао. Внизу бесправные крестьяне, чей долг работать и не роптать, над ними солдаты революционной армии, над которыми партийные функционеры. Причем последние две категории находятся под еще более жестким контролем - в случае любой "ереси" расправа быстрая и жестокая. Судьи кто - ну конечно, вышестоящие товарищи, руководствуясь исключительно своей волей и видением политического момента. Такая свобода и торжество справедливости. И ведь в этот ад массово от Чан Кай Ши бежали, и из его армии дезертировали - можете представить, что у китайских "белых" творилось!
– Тогда, над этими "особо", еще выше, кто самые?
– спрашивает Аня, издевательским тоном - а на самом верху, Главный, над кем уже никого нет. И кто может по своей воле, просто потому что ему захотелось, вынести приговор любому. А в самом низу, масса абсолютно бесправных, кто должен лишь работать, и не роптать - за койку в казарме, без платы, без семьи, без детей, без имущества. Так это не общество у вас выходит, а какой-то муравейник. Где насекомые так же функционируют, в рамках, строго отведенных инстинктом. Матка потомство производит, рабочие работают, солдаты охраняют. И нет у муравьев ничего своего, никакой личности, саморазвития, чувств, духовных интересов. Как чапековские "роботы", живые машины. Вы людей хотите к насекомым свести? У которых понятия свободы нет вообще - все, что программой-инстинктом не заложено, просто не существует?
Линник разевал рот, как рыба, вытащенная на берег. Но Аня ему слова не давала.
– В истории было, к этому строю не раз уже пытались свести. Рабовладение называется - когда рабам внушали, что они должны подчиняться и не роптать не потому, что над ними надзиратель с плетью, а потому, что так боги установили. Или живой бог фараон, как в древнем Египте. Это ведь вечная мечта всех эксплуататоров была, наверное, с древнеассирийских времен, чтобы угнетаемые о бунте и не помышляли, а трудились, о себе не думая, как ваши люди-муравьи. И Ленин, на кого вы так любите ссылаться, очень резко критиковал "казарменный коммунизм", уже известный в теории с марксовых времен - во всем совпадающий с вашим, муравьиным лжесоциализмом.
– Ярлыки навешиваете?
– вскидывается Линник - а сами... Вот я, человек
– Сергей Степанович, а может все гораздо проще?
– отвечает Аня - что в придуманном вами муравейнике, в роли Самого Главного, вы видите исключительно себя? Ведь вы, в своих глазах, самый сознательный, а значит никак не можете быть внизу! И не признаете, что кто-то может быть сознательнее вас? Как там по Марксу - раб не может осознать свой классовый интерес, поскольку мечтает сам стать рабовладельцем, нет в его глазах иного выбора. Так и вы, Сергей Степанович, сначала себя в рабы коммунистического строя вписали, а затем решили перевернуть, ну а что вышло, то вышло. Если вы своих же учеников, кто искренне в коммунизм верил, и за вами шел - с легкостью убить приказывали, как усомнившихся. И на студенток своих смотрели, как на рабынь, к сожительству принуждали - в милиции уже заявления лежат, от потерпевших. При том, что аборт у малолетней, еще не рожавшей, это высокая вероятность, что в дальнейшем у нее уже не будет здоровых детей - если вы сами не знали, так хоть у коллег с медицинского бы спросили! Но конечно, для вас ваша прихоть дороже, чем дети, даже еще не родившиеся. Потому, можно вести себя как скоту, что в одном из заявлений написано - как вы "подвергали насилию в непристойном виде, сам будучи пьяным как свинья".
А вот это уже не блеф. Я тогда Горьковского "на понт" брал - но копнули мы поглубже, кто из студенток с гражданином Линником в особых отношениях, и выбрали тех, кто морально слабее, на идейных не похожи. Побеседовали, и пожалели, и надавили слегка - и написали девочки заявления в милицию по всей форме.
– Догадываюсь, кто!
– орет Линник - Ганка, тварь, своего Игоречка простить мне не может, вот и клевещет! У нас все по согласию было, по-людски! Гадюка!
– А это уже суд разберется - парирует Аня - я полагаю, вы сказали все, какой свободный, счастливый и справедливый строй вы хотите предложить нашему советскому народу? Пусть советский суд вас и судит!
Она подает знак, и входит конвой, в форме милиции, не ГБ. Много чести, такого - по "политике" судить. По чистой уголовке пойдешь - благо, наказание такое же, за организацию нескольких убийств в составе группы, то есть бандитизм, плюс изнасилование (уже в это время, позорная статья). Линник судорожно лезет в карман - так нет у него там ничего, мы еще на входе проверяли, "для порядка, так положено". Орет в микрофон:
– Вы просто фашисты! Всех под себя хотите, кто с вами не согласен! Гады, сволочи, мразь!
Это он зря - к слову "фашисты" в этом времени относятся предельно серьезно. И за такие слова, если не последует обоснование их справедливости, сразу бьют в морду. Но он же привык к роли Великого Учителя перед теми, кто ему в рот смотрит - а сейчас, то ли героем-народовольцем на процессе себя вообразил, то ли Димитровым после поджога рейхстага. Затем (все ж не дурак окончательно) до него дошло, что он только что наговорил, в прямой эфир!
– Товарищи, не верьте, это все была провокация! Да здравствует коммунизм!
Но микрофон уже отключен. Тогда он спрыгивает с кафедры и пытается броситься на Аню - дурачок, у меня, а также Репея с Гвоздем, рядом сидящих, давно уже руки чешутся до тебя добраться, так что тычем мы эту тварь мордой в пол, ну просто с садистским удовлетворением. А я еще и ордена с него сдираю - по закону, осужденных по "бандитской" статье наград лишают всегда.
– Мы не за твою казарму воевали!
Он что-то орет в бешенстве, пытается боднуть меня головой. Успокаивается, получив в рожу. И конвой его уводит.