Враг мой – муж мой
Шрифт:
Король дважды отклонил просьбу Совета, Совет трижды просил короля и, наконец, монарх ответил заветной фразой, прописанной во всех учебниках этикета:
– За кого же отдать мне отраду старости моей? Кто достоин сохранить цветущий майский сад? Кто могуч, чтобы сберечь сокровище сердца моего? Кто направит ладью её по волнам бурной реки жизни?
– Герцог Эйдэрд – достойный из достойнейших – способен сохранить цветущий сад, сделав его плодоносным, преумножить сокровище и удержать длань на штурвале, минуя омуты
«Какая же мерзость эти старинные ритуалы!» – Леолия с трудом удерживалась от желания скривить лицо. Её тошнило. Должно быть, напряжение ночи и минувшей части дня давали о себе знать. Она не слышала, как король задал герцогу ритуальный вопрос, не слышала, что сказал в ответ Эйдэрд. В ушах звенело, звонко и противно, будто в голову залетел комар.
Воцарилась тишина, все смотрели на неё, а Леолия с трудом удерживалась, чтобы не вывернуться наизнанку. Ей казалось, что она съела мешок жгучего перца, как минимум.
– Ваше высочество? – спросил Диармэд.
Видимо подошла часть ритуала, где сама невеста должна что-то сказать. Вот только что? Мысли путались. Огонь тысяч свечей ослеплял. Всё выходило из своих границ, каждый предмет дрожал, лица искривлялись, желтели, будто вылепленные из сливочного масла. Очередной позыв рвоты подкатил, но Леолия стиснула зубы. Она поднялась, цепляясь за стол и чувствуя, как пол уходит из-под её ног.
– Да будет воля твоя надо мной, о отец и король мой, – тихо подсказала Ильсиния почти беззвучным шёпотом, который, однако, ударил по голове Леолии гонгом.
Все ждали её ответа, но принцесса с трудом удерживалась от извержения истинных чувств. Случайно её взгляд упал на чёрные глаза Эйдэрда. Герцог с трудом удерживал гнев.
– Вы будете моей женой? – спросил резко.
Леолия попыталась ответить «да», но её вдруг вырвало. Мир дрогнул, рассыпаясь осколками, всё завертелось и свет, вспыхнув, погас. И, падая в чёрную бездну, Леолия ощутила, как сильные руки подхватили её. В нос ударило каким-то неприятным запахом.
***
Она не отвечала, глядя на него взглядом, в котором отвращение мешалось с отчаянием. Хороша принцесса-деревенщина! Совершенно не умеет себя вести в обществе. Никто ещё не унижал так медвежьего герцога! Но Эйдэрд взял себя в руки и спросил жёстко, стараясь не рявкнуть:
– Вы станете моей женой?
Губы девушки дрогнули, а затем её вдруг тряхнуло, скрючивая, и герцог подхватил падающую невесту, не сразу осознав, что за вонючая жидкость залила ему одежду.
– Вот так ответ! – хихикнул Америс. – Зато искренне!
Но Эйдэрд не обратил на его слова внимания. Леолия явно потеряла сознание, а волны, сотрясавшие её тело, говорили о…
– Лекаря, – велел он.
– Она пьяна? – снова захихикал наследный принц.
– Эйд, что с ней? – Ларан шагнул к нему, бледнея.
– Принцессу
Придворные зашумели, вскакивая, но Медведь, подхватив бесчувственное и лёгкое тело, зашагал к выходу из зала, зарычав:
– Прочь с дороги, пока не затоптал!
И все расступались перед ним.
– Ой, да ладно, – крикнул ему вслед Америс, – что ведьме будет?
Эйдэрд вышел в сад, и туда же, спустя несколько минут, выскочили слуги с водой и покрывалами и перепуганный лекарь. Старикашка смерил пульс бледной Леолии, открыл ей веко, стёр розоватую пену с краешков губ:
– Медицина бессильна, – пролепетал, – это «жало василиска».
– Что?!
– Так называется яд. Почти мгновенный, – горестно отозвался лекарь, – от него нет…
Эйдэрд выругался, достал из внутреннего кармана маленький синий флакончик, нажал с силой Леолии там, где смыкаются верхние и нижние челюсти. Рот девушки открылся, и герцог высыпал из флакона серовато-белый порошок, больше всего напоминающий речной песок.
– Воды, – рявкнул на слуг.
Ему подали бокал вина. Эйдэрд влил его, раздвинув пальцами голубеющие губы невесты.
– Медвежий порошок? – тихо спросил Ларан, принимая бокал обратно.
Эйдэрд не стал отвечать. Да это и не требовалось. Магический порошок из медвежьего камня был волшебным противоядием, порой спасающим от самых безнадёжных ядов. Вот только на его изготовление уходило столько редкого камня, что достать такое чудо-средство было практически невозможно, не говоря уже о баснословной сумме, которую нужно было отдать за него.
С минуту ничего не происходило, а затем тело девушки вздрогнуло, сотрясаясь судорогой, и она резко и отрывисто вздохнула.
– Позвольте, мы отнесём принцессу в её покои, – сказали где-то за спиной Медведя. – Полагаю, ей нужны сейчас покой и уход слуг…
Эйдэрд не стал оборачиваться к лекарю.
– Велите перенести кровать сюда, – распорядился сухо. – Пусть поставят её в тени сирени. И запретите всем подходить даже на пятьдесят метров.
– Исключая слуг?
– Всем, – зарычал Эйдэрд.
Он не любил повторяться.
– Но как же… но надо же проследить… и уход… поить… туалет...
– Я сам.
Эйдэрд всё же соизволил взглянуть на наглеца, и лекарь сразу стушевался, поклонился и поспешил убраться прочь. Прислуга тоже исчезла.
– Зачем? – хмуро поинтересовался Ларан. – Здесь холодно и…
Медведь вздохнул. Больше всего герцога раздражали объяснения. До сих пор Ларан понимал друга с полуслова, но сейчас, видимо, ждал объяснений.
– Её отравили, Лар. И мы не знаем: где, чем и кто.
– Не в обеденном зале, – задумчиво прошептал Морской щит. – Никто не успел ничего ни съесть, ни выпить… И она пришла уже бледной… А, значит, в собственных покоях…