Враги друг друга не предают

Титова Светлана

— Как? — одними губами прошептала я, чувствуя, как страх парализует каждую мышцу, обреченно глядя на надвигающуюся недружелюбно настроенную снежную массу.

В глубине пещеры тонко и пронзительно вскрикнула Дин, испугавшись новой опасности. Големы синхронно повернули уродливые головы и зарычали, потеряв к нам интерес и сворачивая к входу. Девочка и наемница оказались в ловушке, отрезанными от нас.

— Нет! — пронзительно завизжала, представив тело Дин, пронзенное десятком ледяных стрел. — Я здесь! Здесь!

Сорвавшись с места, рванула к пропасти, уводя парочку громил подальше от ребенка. Краем глаза заметила, как снежники притормозили, вскинули синхронно руки. Я запетляла как заяц, уходя

вверх по каменистому серпантину. Левое плечо обожгло болью, шапку сорвало, и она, прощально взмахнув помпоном, улетела в пропасть, взметавшиеся от бега полы дубленки рвали в клочья острые стрелы. Слаженный рев двух глоток приближался, чудовища последовали за мной. И я ни разу не спринтер начала выдыхаться, но ожидаемой помощи от охотников не последовало. Неожиданно горькая догадка обожгла обидой, я поняла, что помощи не будет. Леон отомстил и отвел опасность, пожертвовав мной. Големы или загонят меня до обморока, или я сама прыгну в пропасть. Грудь горела от нехватки воздуха, плечо отзывалось болью на любое неловкое движение. Лохмотья, оставшиеся от низа дубленки, запутывали ноги, грозя скорым падением. Ледяной обстрел прекратился, монстры догадались, что я на пределе и скоро сдамся сама. В голове шумело, в глазах вспыхивали яркие круги, пошатнувшись, остановилась на мгновение и почувствовала, как взлетаю вверх. Земля и небо несколько раз поменялись местами. Я почувствовала стылое дыхание пропасти и увидела пару горящих алых бусин. Не раздумывая, размахнулась и всадила эльфийский клинок в один из них.

Чудовище взревело от боли, отшатнулось, теряя равновесие, завалилось на собрата, сталкивая его в пропасть. Ледяные когти заскрипели по камню, в безнадежной попытке зацепиться и спастись, и лишь удаляющийся рык возвестил о бесславной кончине одного из големов. Ударившись с размаха об острые грани скальных выступов, второй гигант рассыпался снежными комьями, погребая меня под собой. Я рухнула рядом, вскрикнув, боль прострелила правую лодыжку. Отфыркиваясь, с трудом откопала себя из сугроба, переводя дух, легла на спину, разглядывая неотвратимо темнеющее небо. Ногу и плечо дергало болью. Отдышавшись, огляделась по сторонам. Дорога до поворотов в оба конца порадовала тишиной. Прогнала глупую надежду увидеть бегущего на выручку Леона.

Чертово белое безмолвие. Вернусь на Землю — уеду в Крым или за границу в Рио, подальше от снега.

Машинально сунула кинжал, спасший мне жизнь в ножны. Лезвие буксовало, не желая входить. Неужели погнула?!

Злясь, что испортила красивую вещь, взглянула на кинжал. Хрипло каркнув от удивления сорванным горлом, осев прямо в снег, разглядывала нанизанный на лезвие алый камень с бьющимся лепестком огня внутри. Осторожно прикоснулась пальцем и почувствовала тепло, исцеляющей волной прошедшее по телу. Боль в раненом плече и поврежденной лодыжке притихла.

Интересная штучка. Необычная и ценная, наверно. Скорее всего второй глаз тут же. Надо бы порыться поискать.

Оглядев сугроб, я попинала с краю рыхлый комок ногой, понимая, что до ночи не управлюсь.

Глава 27

Глава 27

Озябшими пальцами спрятала камень за пазуху, присовокупив к злотням, припрятанным еще в домике лейлы и, прихрамывая, отправилась в обратный путь, представляя вытянувшееся лицо охотника при появлении воскресшей меня. В пылу погони, мне показалось, я пробежала всего ничего, но вот топала уже полчаса, а заветный вход в пещеру все не появлялся.

Ветер крепчал, швыряя колючую снежную крупку в лицо, обещая разгул зимней стихии до самого утра. Под его порывами, пошатывалась от усталости, желая одного: кинуть что-нибудь съедобное в желудок и завалиться спать. Горячая ванна, домашний халатик и тапочки, ужин из первого, второго

и третьего мною причислялись к недосягаемой роскоши. Теперь казалось, я всегда так жила: полуголодной, не выспавшейся, вечно начеку из-за опасных тварей и с ощущением постоянной боли в измученном теле. Сейчас странно вспомнить, что я боялась маминых собутыльников или компанию гопников. Школьные драчуны вызывали снисходительную улыбку. Одно лишь оставалось неизменным — мне не везло ни в том, ни в этом мире. И мой родной и этот мир давали узнать себя только с худшей стороны, готовя испытания, за которые не стоило ждать награды. Единственной наградой была возможность остаться в живых. Выжить, но не жить. Почему-то вспомнилась красавица Таша и леди Триаллина. Обе знали себе и своей красоте цену, излучали достаток и благополучие, считали окружающую роскошь чем-то обычным, естественным и понятия не имели, что такое выживать, а тем более выживать в одиночку. Я почему-то была уверенна, что попав в этот мир, та и другая отлично устроились бы и не бродили по холодным горам в поисках мучительной смерти.

Я уже собралась поплакать от вопиющей несправедливости, как поворот открыл мне знакомый вход в пещеру. Сугробов вокруг не наблюдалось. Значит, чудовищ было двое, и те достались мне. Подкравшись на цыпочках, решила послушать, не очень-то доверяя своим проводникам. Из пещеры не доносилось ни звука. Осторожно позвала Фиксу и Дин, но ответило вездесущее эхо. Скользнула внутрь, стараясь держаться возле стены в тени и до боли в глазах всмотрелась в сгущающуюся тьму в другой стороне огромной пещеры. В воздухе стоял слабый запах знакомого химиката.

Куда все подевались? Решили, что я не выжила и ушли? И куда мне идти? Дорогу не знаю, еды нет. Придется возвращаться обратно. Пережду бурю тут, а утром пойду.

Я сползла по стеночке, плотнее закуталась в остатки дубленки, кое-как пригладила растрепанную косу, заплетенную с помощью Дин несколько дней назад, чутко вслушиваясь в тоскливые рулады набирающего силу урагана. Настроение было такое, если бы не сорванное горло — завыла, подпевая ветру. Продрогшее тело требовало пройти вглубь, где теплее, забиться в угол, свернуться калачиком и спать. Но помня предыдущую ночь, не рискнула уйти далеко от входа. Помогая себе зубами, стянула шнурком потуже волосы, надвинула поглубже капюшон, откинулась на обледенелую стену, чувствуя как холод пробирается внутрь тела. Беспокойные мысли о малышке и предателях-наемниках гнала подальше, пытаясь не расклеиться окончательно. Пожевав наметенного снаружи снега, прикрыла глаза и попыталась заснуть.

* * *

— Шан, паршивец, ты вновь посмел ослушаться? — от грозного окрика дрогнул воздух.

Я огляделась, не узнавая место, где так внезапно очутилась. Солнце жаркое, летнее, проливало золотистые лучи через дыры в плохо залатанной крыше. Пахло прокаленным воздухом, старым деревом, кожей и сухой травой. Приятно и пряно. Огромный сарай под стропила был набит душистым сеном, небрежно рассыпанным в проходе. У стен и столбов, подпирающих потолочные балки, стояли вилы и грабли, висели проржавелые цепи.

— Шан, выходи, не испытывай мое терпение, — рявкнул стоящий чуть позади меня светловолосый мужчина.

Глаза выхватывали детали, говорящие о высоком статусе. Богато расшитый серебром зеленый камзол, белоснежная рубашка из тончайшего шелка, унизанные перстнями холеные пальцы, гарда и ножны, сверкающие самоцветами. Мужчина тряхнул распущенным по плечам серебром волос. Пряди рассыпались, явив острый кончик уха, украшенного бриллиантовой серьгой.

— Ты трусишь, как твой никчемный отец, — последние слова эльф произнес едва слышно. — Негодное человечье семя — несмываемое пятно на великом роде Ирилингов. Счастливица твоя мать, что умерла родами и не видит, какое позорище произвела на свет.