Врата Мертвого Дома
Шрифт:
Она услышала, как воин открывает застёжки, услышала, как фолиант выскользнул из кожаного футляра.
— Открывай, — сказала она.
— Это ты должна её открыть — и ещё не рассвет! Обряд…
— Открывай.
— Ты…
— Где твоя вера, Леоман? Ты не понимаешь? Это испытание — не только для меня. Испытание — для каждого из нас. Здесь. Сейчас. Открой Книгу, Леоман.
Она услышала его тяжёлое дыхание, услышала, как оно замедлилось, услышала, как его сдержала несгибаемая воля. Кожаный переплёт тихо скрипнул.
— Что ты видишь, Леоман?
Он
— Ничего, разумеется. Нет света, который бы позволил мне видеть.
— Посмотри ещё раз.
Она услышала, как Леоман и остальные ахнули. Золотистое сияние начало исходить от Книги Дриджны. Со всех сторон послышался сначала далёкий шёпот, затем рёв.
— Вихрь пробуждается — но не здесь, не в сердце Рараку. Книга, Леоман, что ты видишь?
Он протянул руку, коснулся первой страницы, перевернул её, затем следующую, и ещё одну.
— Это невозможно! Все страницы пусты!
— Ты видишь то, что видишь ты, Леоман. Закрой Книгу и передай её тоблакаю.
Великан придвинулся, присел, и его массивные, запятнанные кровью руки приняли Книгу. Он не колебался.
Тёплый свет омыл его лицо, когда тоблакай посмотрел на первую страницу. Она увидела, как слёзы набухли в его глазах и побежали по укрытым шрамами щекам.
— Такая красота, — прошептала она. — И красота заставляет тебя плакать. Знаешь, почему ты чувствуешь такое горе? Нет, ещё нет. Но однажды… Закрой Книгу, тоблакай.
— Геборик…
— Нет.
Кинжал Леомана скользнул из ножен, но его остановила рука Фелисин.
— Нет, — повторил бывший жрец. — Моя рука…
— Да, — сказала она. — Твоя рука.
— Нет.
— Тебя испытывали прежде, Геборик, и ты потерпел неудачу. О, какую неудачу! Ты боишься вновь не справиться…
— Не боюсь, Фелисин. — Голос Геборика звучал звонко, уверенно. — Этого — меньше всего. Я не желаю быть частью этого обряда, и я не рискну коснуться руками этой проклятой Книги.
— Какая разница, откроет он Книгу или нет? — прорычал тоблакай. — Он же слеп, как энкар’ал. Позволь мне убить его, Ша’ик Возрождённая. Пусть его кровь освятит обряд.
— Сделай это.
Движение тоблакая было молниеносным, деревянный меч размытым в воздухе пятном метнулся к голове Геборика. Если бы он попал в цель, череп старика раскололся бы на куски, которые разлетелись бы шагов на десять, если не больше. Но руки Геборика вдруг вспыхнули: одна — цветом высохшей крови, другая — звериным, щетинистым сиянием. Обе взмыли вверх, перехватили запястья великана — и остановили удар. Деревянный меч вылетел из рук тоблакая и исчез во тьме за пределами бледного света Книги.
Великан застонал от боли.
Геборик отпустил запястья тоблакая, схватил великана за горло и за пояс, а затем, одним движением, швырнул его в темноту. Послышался глухой удар, и глинистая почва вздрогнула у них под ногами.
Геборик, пошатываясь, вернулся, его лицо перекосилось от потрясения, а обвивающее руки сияние ярости мигнуло и померкло.
— Сейчас мы видели их, — сказала
Старик упал на колени.
— И так возрождается вера человека. Знай: Фэнер никогда бы не рискнул вложиться только в тебя одного, Геборик Лёгкая Рука. Думай об этом — и будь покоен…
Где-то в темноте застонал тоблакай. Фелисин поднялась на ноги.
— Теперь отдай мне Книгу, Леоман. Пока не придёт рассвет.
Фелисин снова отдаётся. Пересотворяется. Возрождается. В последний ли раз? О нет, наверняка нет.
Когда до рассвета оставался ещё час, Икарий привёл остальных к грани Пути. Прикрепляя приклад арбалета к поясу, Скрипач передал фонарь Крокусу, а затем взглянул на Маппо. Трелль пожал плечами.
— Барьер глухой — не видно ничего, что лежит по ту сторону.
— Они и не подозревают, что будет, — прошептал Искарал Прыщ. — Вечное сияние боли, но стану ли я тратить слова, чтоб попытаться их подготовить? Нет, нет и нет. Слова слишком драгоценны, чтобы тратить их зря. Потому — моё скромное молчание будет сопровождать все колебания их недвижного невежества.
Скрипач сделал недвусмысленный жест арбалетом.
— Ты идёшь первым, Прыщ.
Верховный жрец разинул рот.
— Я? — взвизгнул он. — Ты свихнулся? — Искарал пригнулся. — И вновь они обмануты, даже этот недотёпа-солдат — о-о-о, даже слишком легко!
Зашипев, Крокус вышел вперёд, высоко поднимая фонарь, а затем шагнул за барьер и скрылся с глаз остальных. Следом за ним сразу же двинулся Икарий.
Скрипач зарычал и снова жестом приказал Искаралу Прыщу идти.
Когда оба пропали, Маппо обернулся к Апсалар и её отцу.
— Вы оба уже были здесь однажды, — сказал он. — Аура этого Пути цепляется к вам обоим.
Реллок кивнул.
— Ложный след. Мы должны были позаботиться об одиночниках и д’иверсах.
Трелль перевёл взгляд на Апсалар.
— Что это за Путь?
— Я не знаю. Его действительно разорвало на куски. Вряд ли удастся выяснить его природу, учитывая теперешнее состояние. И воспоминания ничего не говорят мне о Пути, который был бы разрушен таким образом.
Маппо вздохнул, расправил плечи, чтобы ослабить напряжение в мышцах.
— Ну, что ж, с чего мы взяли, что известные Старшие Пути — Телланн, Омтоз Феллак, Куральд Галейн — единственные из существовавших?
Преодоление барьера сразу дало о себе знать изменением атмосферного давления. Маппо сглотнул, чтобы перестало закладывать уши. Заморгал, когда на все его чувства обрушился поток впечатлений. Трелль стоял с остальными среди вековых деревьев, густой лес — ели, кедры и секвойи, густо оплетённые мхом. Вниз пробивался синеватый свет. Пахло гниющими растениями, в воздухе жужжали насекомые. Эта картина удивительной красоты коснулась души Маппо, как прохладный бальзам.