Вредитель
Шрифт:
Кэндис кивнула и прижалась к Питеру, прошептав:
– Давай поужинаем и пойдём спать, любимый. Завтра у нас важный день.
Питер поцеловал жену, и они вместе отправились на кухню. Он рассказывал ей, какие картины выбрал для выставки, а она не переставала думать о том, кто же такой этот загадочный Гай Кастелло-младший и почему его подчинённый так смахивал на типичного гангстера из дешёвых детективов?
Питер посмотрел на время – до выставки оставалось всего несколько часов. И хотя музей
Когда их старинные часы пробили три по полудню, Питер в полной боеготовности стоял перед зеркалом и смотрел на своё отражение. Кэндис помогла ему подобрать правильный тон для мероприятия, завязала галстук, хотя Питер их терпеть не мог – и теперь он чувствовал себя как-то непривычно.
Из зеркала на него смотрел какой-то совершенно другой человек, другой Питер: успешный, гладко выбритый, с укладкой по моде. Пока он придирчиво рассматривал свой галстук, тайно мечтая о том, чтобы вещица куда-нибудь потерялась по пути на выставку, Кэндис успела пару раз побрызгать ему шею женским парфюмом. Уильямс хотел было возразить, но увидел с какой глуповатой улыбкой жена носится по дому и понял – миссис Уильямс тоже давно ждала этого момента.
– Вот, теперь ты точно готов, – с крайним возбуждением в голосе заметила девушка. – Кем бы ни был этот мистер Кастелло, он точно будет без ума от того, как ты сейчас выглядишь!
Питер кивнул и вспомнил, что в Нью-Йорке, на заре его «художественной карьеры» ему приходилось ходить в настоящем тряпье. В то время он носил помятую синтетическую водолазку со следами от подтекающего утюга, ходил в мешковатых штанах, подпоясанных отцовским кожаным ремнём с нелепой бляшкой посередине, а на его ногах красовались потрепанные «Стэн Смит». Несколько лет назад он выглядел как уличный артист или торговец марихуаной из бедных районов, но теперь – в этом отражении – он видел нового Питера Уильямса, перед которым наконец открылись врата удивительного мира высокого искусства.
Кэндис подошла к Питеру со спины, положила ему руки на плечи и прошептала на ухо:
– Пит, а ты… – она спустила руку на его грудь и чувственно провела ладонью по его торсу, – … ты почистил зубы?
Он резко развернулся, легонько шлёпнул её по заднице, и, сделав суровое выражение лица, грозно рявкнул:
– Женщина, ты имеешь дело с известным художником! Хватит валять дурака! – обхватив жену за талию, он сильно прижал её к себе.
– Ох, Питер, нам и правда пора, – томно выдохнула Кэндис, – но, если бы не выставка… – Она игриво повела плечом и высвободилась из объятий мужа.
Район был тихий, потому Кэндис никогда прежде не закрывала дверь на ключ, да и обычно Питер был дома, но после визита человека со шрамом и его таинственной «ремарки» про их чемодан (значение которой Кэндис так и не поняла), она всё-таки решила запереть все двери – на всякий случай не только входную, но и выход на задний дворик
«Наверняка, он бы подумал, что я пересмотрела ужастиков по телевизору, – предположила Кэндис, пока искала в сумочке ключи от дома, – и сам бы испугался. Зачем мне лишний раз его нервировать… Я же вижу, насколько он сам взвинчен, хоть и пытается скрывать это от меня…»
Наконец-то она нащупала ключи на самой глубине и вытащила их на свет. Закрыв последнюю незапертую дверь в их доме, она поменяла большой ключ от дома на связку из одного миниатюрного брелка сигнализации и ключика для её жёлтого «Блейзера». Она нажала кнопку на брелке и замки щёлкнули – все, кроме переднего пассажирского.
– Опять заело, заноза… – проворчала Кэндис, опустившись на водительское место. Она с силой надавила на замок, а потом резко вытащила из гнезда – он поддался, вылетев с такой жизнерадостной пружинящей силой, будто бы никогда и не застревал там. Кэндис с упрёком покосилась на него и открыла дверь Питеру.
– Чувствуй себя как дома, – сказала она ему, когда он плюхнулся на шершавое кожаное сидение, – но не забывай, что в гостях!
– Кэндис, я давно не ездил с тобой… – лукаво ответил Питер и замолчал.
Кэндис вопросительно на него посмотрела, нахмурив лоб.
– И?
– И я надеюсь, что водить ты умеешь лучше, чем шутить.
Она толкнула его локтем в бок и ласково сказала:
– Не принимай близко к сердцу, малыш.
Девушка повернула ключ зажигания, погазовала, чтобы выровнялись обороты на капризном двигателе, а потом они двинулись по выездной дорожке из пригорода под заводную музыку кантри 70-х годов, которую просто обожала слушать Кэндис – и терпеть не мог мистер Уильямс.
Питер показательно закрыл уши и скорчил недовольную гримасу.
– Мадам, вы из какой деревни сбежали?! – попытался перекричать музыку Питер, но Кэндис прибавила громкость, и они помчались по главной дороге в район «Плаза», в то время как из колонок «Блейзера» гремел старина Дэвид Хьюстон со своими лихими гитарными рифами…
Через час они подъехали на парковку музея.
– Ну что, ты готов? – спросила Кэндис.
Уильямс кивнул.
– Да. Пора возвращаться в большую игру.
Питер взял жена за руку и взглянул на неё – в вечернем платье она выглядела восхитительно. Таким образом, взявшись за руки, они прошагали ко главному входу – Питер заметил, что вывеска осталась прежней за исключением того, что куда-то делось слово «музей», а буквы в названии поменяли шрифт. Раньше это была неоново-гламурная «Готика», а теперь – сдержанный, но по-своему элегантный «Сэриф».
– Прошу, – мужчина открыл дверь для Кэндис, невольно вспомнив, как пару месяцев назад сам заходил в это здание – и что из этого вышло…