Времена года
Шрифт:
Несколько долгих минут они молча сидели в комнате, не зажигая огня. Каждый ждал инициативы со стороны другого. Мужа Флоры Матэ не боялся, надеясь на свои кулаки и умение драться.
Наконец женщина встала.
«Вот он и пришел, кого я так ждала, — подумала она. — Пришел ко мне, а я даже заговорить с ним не могу. Мне бы пожурить его за то, что он весь вечер вместе со своими дружками орал песни около моего дома».
— Вы, кажется, недавно живете в этих краях? — спросил Матэ, преодолев смущение.
— Весной сюда переехала,
— А что у вас с локтем? — тонким голоском спросила Флора. — Я еще на танцах хотела спросить.
— Это еще с войны.
— А вы были на войне? — удивилась Флора. Голос ее чуть-чуть задрожал. Лицо залила краска, и она судорожно начала раздеваться в темноте...
Флора лежала с широко открытыми глазами, натянув до самого подбородка одеяло. Она чувствовала себя счастливой, как никогда.
«Ты, наверное, думаешь, что я гоняюсь за каждым мужчиной, — хотела она сказать Матэ. — Это неправда, просто ты доставил мне большую радость, и я люблю тебя. О боже, я не знаю, что теперь со мной будет? Как я буду жить дальше?»
— Флора!
Женщина с трудом рассталась со своими мыслями.
— Что?
— Я хочу встретиться с тобой еще.
— Когда?
— Завтра.
— Завтра нельзя. Я должна пойти в село. Отца грозят выселить в Германию, и я хочу повидаться с ним.
— А что он сделал, твой отец?
— Швабы мы.
— Он что, в фольксбунде состоял?
— Да он и мухи никогда не обидел. Больше того, когда фольксбундовцы пришли к нам в дом и сказали, что каждый истый немец обязан вступить в эсэсовскую партию, отец вышвырнул их из дому. Они еще пригрозили ему тогда, назвали предателем. А сейчас его выгоняют из родного села, как какого-нибудь злодея.
Флора тихо заплакала.
— Кто знает, может, еще и не выселят, — неуверенно произнес Матэ.
— В списке он.
— Могут вычеркнуть из списка.
— У нас для этого связей нет.
— А муж твой тоже шваб?
— Нет. Я потому и пошла за него, что он простой шахтер. Мы надеялись, что отца теперь никто не тронет. До сего дня все было спокойно, а утром прибежал братишка и сказал, что все напрасно: отца тоже включили в список немцев, подлежащих переселению.
Флора замолчала, словно рассказ утомил ее. Глаза ее печально поблескивали в темноте.
— Если мужу удастся сделать так, чтобы отца не выселили, я до смерти буду ему верна, — неожиданно сказала Флора и, не получив ответа, свернулась клубочком под одеялом.
Матэ
— А ты ничуть не похожа на немку, — сказал Матэ и погладил женщину по плечу.
Некоторое время они лежали молча, пока с улицы не раздался звук чьих-то шагов. Кто-то шел размеренными шагами.
— Муж твой ночью не может вернуться? — беспокойно спросил Матэ.
Женщина побледнела, но, покачав головой, ответила:
— Такого еще ни разу не было.
Не испытывая особого страха и волнения, он встал и, взяв свою одежду, подошел к окошку.
«Я вовсе не хочу, чтобы меня стукнули по голове, — подумал он. — Но прежде чем он меня ударит, я вырву топор у него из рук».
Метрах в пятидесяти от дома, в тени деревьев, промелькнула чья-то фигура. И снова тишина.
«Хорошо еще, что я не показал своего испуга перед Флорой, — вздохнул Матэ. Посмотрев еще раз в окно, он начал одеваться. — Нужно что-то сказать ей. А что? Что я люблю ее и хочу прийти к ней еще?»
Флора тоже встала и оделась. Она уже оправилась от испуга. Ей хотелось, чтобы Матэ остался у нее до утра, но она понимала, что этого не будет, и потому чувствовала себя одинокой. В душе росла неприязнь к Матэ, и потому, расставаясь, она не сказала ему ни одного ласкового слова.
Расстались они сухо, совсем не так, как хотели оба.
Матэ пошел к железной дороге, чтобы в темноте не перебираться через обрыв. Было два часа ночи. Идти домой желания не было, он все равно не смог бы заснуть. Ребята до этого много болтали ему о Флоре, но теперь Матэ не верил им. «Если бы они видели меня с ней, вот бы удивились».
Матэ зашагал быстрее. Его охватило радостное чувство. Впервые в жизни он почувствовал, как хорошо любить. В кустах он остановился и прислушался. Было тихо. Ему показалось, что даже деревья уважительно склоняются перед ним. Он побежал и, когда до дороги осталось совсем немного, остановился, сел под дерево, стал гладить рукой траву. Ночь была темной, тучи затянули небо.
Он вспомнил серебряные блики в темной комнате, когда он лежал рядом с Флорой в постели, и от нахлынувшего счастья не мог заснуть.
«Я могу помочь отцу Флоры не так, как ее муж, — подумал он. — Теперь, после того, что у нас с ней было, это мой долг».
Он встал и медленно пошел к железнодорожному полотну. У желтого здания школы остановился; потом не спеша влез на полотно и спустился с противоположной стороны насыпи, подняв облачко угольной пыли.
Возле каменного моста внизу, опустив голову на грудь, сидел худой мужчина. Лицо у него было небритое и усталое. На левой руке белела свежая повязка. Марля в темноте сразу бросалась в глаза.