Время для жизни 2
Шрифт:
— Да успокойся ты! Дожимай, дожимай… Там как она сама решит — так и будет! — раздраженно пробормотал Косов.
— Не… ну — правильно! Но надо же ее к такому решению подвинуть, а? Вот я и говорю… Эх! Сколько времени сейчас? — вдруг переменил тему сержант.
Косов пожал плечами, посмотрел на часы:
— Восемь доходит…
— Ага… до вечерней поверки — почти три часа! — Ильичев почесал затылок, — Ты знаешь… тут у Лукича есть…
Сержант подошел к тумбочке, порылся там по-хозяйски, и извлек початую бутылку водки, кусок сала, завернутого в серую
— Ты вон там, в шкафу посмотри… хлеб должен быть!
— Ты чего — сказился? Тут пить собрался? — удивился Иван.
— Да чего тут пить-то… До поверки и выветрится все уже!
За дверями послышался стук и «грюк».
— От ты посмотри, а? — всплеснул руками Ильичев, — Не вынесла душа каптера! Не выдержал час, как я сказал. Ну да — это же как так — кто-то будет сало есть, а хохла — нима! Эй! Пилипчук!
— Ну шо…, - ответили из-за стенки.
— Шо, шо… да ни шо! — развеселился сержант, — заходь суды! У нас сало е, да горилки трошки!
— С этим хитрым хохлом нужно все же дружить! — шепнул Степан Косову.
Каптер сначала заглянул несмело в старшинскую, потом, увидев, что Ильичев улыбается, но не шутит с приглашением, уже смело зашел.
— О це гарно, хлопци! Це дуже гарно! И «казенка» у вас е, и сало цикаво! — потер руки, — Ну, ежели не жалко, то я со всем удовольствием присоединюсь!
«Интересно! А вот последнюю фразу Пилипчук сказал вообще без какого-то акцента или суржика. Вполне на русском. Ну… пройда!».
На троих получилось и впрямь — помаленьку. Но выпили и закусили — душевно!
— Пилипчук! А чего ты… под хохла косишь? Ты ж по-русски — не хуже меня разговариваешь? — усмехнулся Косов.
Тот глянул коротко, но остро, пожевал хлеба, смачно похрустел луком:
— А ты, Иван, слышал, что дурачкам, да простецам — живется легче? Вот и я так живу… Это вон вы — высовываетесь все куда-то, чего-то кому-то показываете, что-то доказываете… А мне этого не надо. Мне жить бы в тепле, да в какой-никакой сытости… Бабу завести, детишек… А чего еще надо-то?
Косов хмыкнул, закурил по разрешению Ильичева.
— Ну… тоже позиция… житейская! А зачем тогда в армию пошел? Ну — отслужил бы срочную… Да вернулся бы в свою деревню…
— Эх, Ваня… молодой ты еще… Вон, Степка, небось, лучше помнит… Как в середине двадцатых-то… у нас в Забайкалье… да — считай по всей Сибири и Востоку недород был. Голодуха же! И траву ели, и кору толкли… Помнишь, Степ?
Ильичев хмуро кивнул.
— Во-о-т… А сколько ребятишек от слабости тогда померло — страх просто! Мы-то со Степаном уже постарше тогда были. Да, Степа? Все какие-то корешки, травинки найти можно было… Рыбешки какой наловить, сусликов тех же.
— Вот я и подумал… армия — это последнее, что не сможет кормить государство. А значит… ни я сам, ни ребятишки мои — с голоду не помрем… Мне в армии нравится! А чего — одевают, обувают. И справно так! Ты посмотри вокруг-то… Вот вы все материтесь на ботинки эти, да обмотки, да ждете, когда вам сапоги выдадут. А ведь у народишка — тех же ботинок —
— Ну ладно… а когда — война? И что тогда?
— А что тогда… значит воевать будем. Вон вы в штыковую на мешки все бегаете… А ты знаешь, сколько селянину того же навоза перекидать приходится? Да мне этот мешок… да винтовка — тьфу!
— Так там же стрелять будут? — усмехнулся Косов.
— Ну да, будут… ну — всех-то не убьют, а? Всех-то — никогда не убивают. Кто-то же — остается. Вот и я… надеюсь. А вдруг? А нет… так и нет! Чего уж тут… Вот что я тебе, Ваня, скажу… я за жизнь эту, которая только налаживаться начала… любому ворогу глотку зубами порву, безо всякого штыка!
— Ладно… давай сменим тему. А то начали тут… про голод, да войну. Хорошо же сидим, а? — недовольно протянул Ильичев.
— Эта… у меня там спиртику маленько есть. Вы — как? — поглядел каптер на Ильичева и Косова.
Ильичев кивнул:
— Только если маленько!
Они выпили еще. Благо спирта и правда было — немного.
— А вот про баб еще…, - чего-то разговорился Пилипчук, — вы вон — кобели! Все бегаете чего-то… углы обнюхиваете, на деревья ссыкаете! Ну — чисто кобельки молодые! Все покрасивше ищите. А если разобраться-то? Баба нужна справная, да неглупая. Чтобы хозяйство умела держать, да копейка ей к рукам липла, а не наоборот. А что красивая? Да с лица-то — воды не пить! Хозяйственная, родить может? Уже хорошая баба! И чтобы — не шибко умная была! Шибко умная баба — это ошибка природы, во!
— Ишь… разговорился хохол! — засмеялся Ильичев, — Ты с чего взял-то, что мы — кобели, а?
— Ага… ты меня совсем за дурня держишь? — удивился Пилипчук, — Да вы ж с увольнения придете, шинельки повешаете… а шинельки-то у вас — духами… или одеколоном каким пахнут! Сразу же почуешь — где дымом табачным, или там… харчами какими. А где — духами! Так что — кобели вы, тут ошибки нет!
Потом Пилипчук повернулся к Косову:
— Я тебе, Ваня, вот что скажу… Только ты не ругайся, ладно? — дождавшись кивка Ивана, продолжил, — Ты вот что… ты Анастасию Ивановну — не осрами, не надо такого! Она баба одинокая, но дюже хорошая. И врачица — умелая, тут ее все шибко уважают. Если уж… что и выйдет у вас… Ты уж как-то поаккуратнее, не трепи языком как помелом. Такая просьба у меня к тебе будет.
Увидев, как Ильичев, фыркнув, отвернулся, Косов удивленно спросил у каптера:
— Ты с чего все это взял-то… про меня и военврача? Вот же… деревня какая? Не было же ничего — а уже все языками ляскают!
— Мож и не было… только было заметно, как баба зарумянилась вся. То — сердитая и хмурая всё была… а то — аж засветилась вся, веселая такая! Ты это… на забижай ее, хорошо?
— Тьфу ты! — Косов в сердцах пнул по подошве сапога Ильичева, который трясся от смеха, отвернувшись, — Да не было ничего, поняли! Поговорили, проводил до дома… Все!