Время для жизни 2
Шрифт:
— Слышь… Иван. Мне, конечно, не очень-то ловко… Но все же… Что-то Глашка все… Иван, да Иван. Ванечка еще… И какой ты хороший, да какой умный… Ты ее чего? Не того, а? Покрыл, что ли?
Косов засмеялся, но и задумался:
«И чего ему сказать? Соврать, что — ага? Пусть позлится? А зачем? Типа — «мстя»? Да ну… глупо. Сказать, что нет? Подумает — вот дурак! Валенок какой-то! Хотя… да и по хрен, что подумает. Врать не охота…».
— Не… А ты уж что — взревновал, что ли? Хотя… и надо было бы! Чтобы ты, мудак, прочувствовал… А как на чужих баб лезть — ничё?
Ильичев что-то совсем невнятно пробубнил:
—
Потом помолчал и уже более спокойно продолжил:
— Знаешь, Ванька… Все-таки — как потеплеет, нам других баб искать надо! Получше, покрасивше. И Глашка эта… так-то она баба ничего, и справная и приветливая… Но — вот не нравится она мне! Здоровенная, как не знаю кто! Да и Катька та же… Не, задница-то у нее — ух! Но вот в целом… Не, будем искать других… Чтобы и к душе, и к телу… Займусь я этим делом, займусь! Вот только весна придет. Ага!
«Хорошо прокатились! И время не зря провели. Прав Ильичев — если в уставе записано, что в штате батальона есть верховые лошади, то кто даст гарантии, что не придется ездить верхом. Пусть они только для комбата, да для адьютанта старшего батальона, да вестовых еще… Ну а — вдруг? И чего тогда, как собака на заборе трястись? А так хоть какие-то навыки будут! Это ж… даже смешно — в уставе комбату стрелкового батальона, и тому же адьютанту старшему — положены сабли! Ну и далее — комполка и выше! Но — это перспектива такая дальняя, что про нее позабыть можно! Ага, сабли! Образца одна тысяча девятьсот двадцать седьмого года. Ну а значит… есть и занятия по навыкам сабельного фехтования. И пусть сами преподы-инструкторы… да тот же — Кравцов! Морщатся, понимая глупость сей подготовки, но… в плане занятий записано — значит, надо выполнять! Единственное, что может пригодиться — это пешие экзерсисы с саблей. Приветствие там, все эти — «Равняйсь!», «Смирно!», «На краул!». Чем черт не шутит — а вдруг «забреют» на втором курсе в знаменную группу училища? А там все это знать и выполнять четко — просто необходимо! И если я еще знаю, как правильно маршировать, все эти команды и их выполнение… то вот по знаменной группе, толком не помню. Никогда в нее не входил!».
Вечером Ильичев вновь принесся к нему какой-то взбудораженный:
— Ах ты ж тля такая! И молчит, молчит — как рыба! А ну-ка… друг любезный, пошли, побалакаем! — горячим шепотом прошептал Степан на ухо Косову и потянул за собой.
— Ты чего? Взбесился? — недоумевал Иван, но подчинился «потягушкам» приятеля.
— Пошли, пошли… там поговорим! — продолжал тянуть Косова за собой Ильичев.
Зашли в каптерку.
— Слышь… Пилипчук! Ну-ка — скройся на час! Мне с дружком поговорить надо! — безапелляционно заявил сержант.
— Дак… как же, а? Я уйду, а вы — тут…, - опешил каптер.
— На хрен никому твои богатства не сдались! Мы — вон, у старшины побалакаем! — Ильичев деловито достал ключи и начал открывать дверь коморки старшины.
«А я и не знал, что у Степы ключи есть!» — про себя удивился Косов.
— Ты чего — не понял меня, что ли?! — уставился взглядом в растерявшегося каптера Ильичев, — Пошел отсюда! И чтобы час тебя здесь не было, понял?
— Дак чё я-то… понял! — каптер поднялся, но все еще неуверенно поплелся к выходу, — вы ж вон… у старшины посидите.
— Ага! Будешь ты тут еще ушками стричь! Иди, иди… кому говорю! Можешь нас снаружи закрыть, если так уж беспокоишься за манатки свои!
Дождавшись, пока Пилипчук загромыхал снаружи замком, Ильичев втолкнул Ивана в каморку.
— Ну! Давай, рассказывай! И ведь — молчит, гад! — Ильичев был явно возбужден и аж приплясывал на месте от нетерпения.
— Чего рассказывать-то? — развел руками Косов.
— Чего, чего… тут мне уже порассказывали, как ты с военврачом по коридору дефилировал! И в туалете закрывались они! А потом — вообще с ней уплелся! Ну! Неужто… отодрал ее? — от восторга Ильичев заговорил шепотом.
— Вот ты про что… И чего так глаза таращить, а? И нет… не отодрал, как ты выражаешься! И вообще… к такой даме… к такой женщине — да такие выражения. Ты, Ильичев, совсем ни хрена не понимаешь, что ли? — возмутился Косов.
— Да… тут ты прав. Женщина, конечно, хороша… Но ты-то… и молчит ведь! — хлопнул себя по ляжкам сержант.
— А я чего — должен плакат в коридоре повесить?! Сбрендил, что ли?
— Не, ну — не плакат, но… другу-то мог шепнуть, а? — ткнул его пальцем в грудь Степан.
— Да не было ничего! Вот же придурок! Ты меня слышишь, нет? — снова возмутился Иван.
— Не… ну как ничего нет? Она с тобой в туалете закрывалась, а? Танцевали ж вы! И за задницу ты ее лапал! Парни сказали!
«Черт! Вот правду говорят — нельзя в общественном месте все это делать! Нельзя! Ты не видишь, но тебя — все видят! Общественность — бдит! Дурень, конечно… еще и разговоры пойдут. Подставил Настю, телепень!».
— Степа! Еще раз говорю — ничего не было! Ну… потанцевали, да. Попробовал ее потискать… но — куда там! А потом… в туалете постояли, покурили. А она попросила ее домой проводить. Все!
— Не! Ну ты — красавчик, конечно! Такая женщина! Только вот… возраст уж больно… Лет десяток бы ей скинуть, а? Хрен бы я позволил тебе возле нее отираться! Я бы…
— Да что — ты бы! Вот на кой хрен ты Насте нужен?
— Ага! Она значит — уже — Настя?! А говоришь — ничего не было! Вот брехло! А еще друг называется!
— Ага… друг. Кто-то бабу друга покрыл как постороннюю блядь, и не сопит! — не выдержал Иван.
Ильичев сконфузился. Замолчал.
— Ну чего ты снова, а? Вань… ну я же и сам все уже объяснил. Да и понял… тоже! Сколько ж можно… одно, да и то же…
Косов успокоился. Просто потому, как сам не был уверен до конца — что не поступил бы так же, как Ильичев в ситуации с Катей.
— Ладно… все! Забыли…, - рубанул рукой Иван, хотя… не был уверен, что так вот просто забудет проступок приятеля.
— Ладно, забыли! — с облегчением кивнул Ильичев, — Не… ну, Вань… Ну все-таки, а…
— До чего же ты, Степа, настырный! Говорю же тебе — ничего не было. Ну — проводил, поболтали. Ладно — поговорили! Ну… поцеловал пару раз…
— Да?! Поцеловал?! Во! Во — молодец! Ты, Ваня, ее — дожимай, дожимай, ага! Таких женщин, Ваня, никак пропускать нельзя. Никак! Очень уж она… хороша! Норовиста, конечно, как та молодая лошадка. Ну — это-то понятно! Это ж надо — военврач второго ранга! Это ж… Это же — майор! Ты, дружище, себе потом не простишь, если не дожмешь ее. Такое… редко бывает, ага! И в старости вспомнить будет не грех!