Время для жизни 2
Шрифт:
Но Ивану показалось, что даже такие доводы девушку не смутили.
— Ладно… много наедаться тоже вредно! С полным брюхом — не попоешь! Юра! Вперед, к роялю, маэстро!
— У меня гармонь! — поправил его Гиршиц.
«Эгей! А Юрка-то окосел! Ну ничего — сейчас полчаса игры… и снова — тверезым станет! Только бы «лажать» не начал! Надо Насте подмигнуть, чтобы она этой Анечке «втык» сделала — куда ж его спаивать?».
Он спел — «Очарована, околдована». Женщины замолчали, сидели завороженно. Только вот… в глаза Насти он зря так долго смотрел! Потом спел — «В шумно зале
— Ой, сколько я уже в ресторане не была? — протянула с сожалением самая старшая, — Надо моего как-нибудь уговорить сходить… Хоть посмотрим, как люди отдыхают.
«М-да… тут, похоже, все — нечастые посетители ресторанов. Зарплата-то у них всех — неважнецкая. Разве что… у Насти? Та, да — может позволить себе! О! Если доживем до весны и лета… надо будет ее в ресторан пригласить! Если пойдет… Если к тому времени на хрен нахального курсанта не пошлет! А то… с ротным в ресторан сходит!».
Косов почему-то разозлился, что было — вовсе не нужно сейчас, когда шла «сплошная лирика». После окончания очередной песни отпросился снова сходить, покурить. Настя сначала дернулась было за ним, потом чуть качнула головой и шепнула:
— Вон… с девчонками сходи!
«Конспирация — наше все!».
Косов покурил с девушками, поболтал, все отбиваясь шутками от расспросов «поклонницы» о ее «кумире». Но и успокоился. Пора было заканчивать посиделки — время шло к девяти часам.
Когда они вернулись, оказалось, что старшая женщина, Анфиса Пална из канцелярии с еще двумя женщинами, засобиралась домой. Проводив их и вновь рассевшись за столы, женщины в ожидании уставились на них с Юркой.
— Юра! Работаем!
— На меня надвигается по реке битый лед.
На реке навигация, на реке — пароход!
Пароход белый, беленький,
Дым над черной трубой…
Мы по палубе бегали, целовались с тобой.
И новая песня публике понравились. «Поклонница» удивленно протянула:
— А этой песни у Калошина не было…
— Это потому, что он про нее еще не знает! — подмигнул ей Иван.
— Старый клен, старый клен,
Старый клен стучит в стекло,
Приглашая нас с тобою на прогулку!
Отчего, отчего, отчего мне хорошо?
Оттого, что ты идешь по переулку!
«Что-то дамы загрустили… Ну ничего… сейчас мы им еще добавим светлой грусти! А кое-кому — размышлений… Ишь ты — «Подумаю — да или нет!».
— Юра! Я вас прошу! Нет, я Вас даже — умоляю! Сделайте так, чтобы душа развернулась, а потом — опять — свернулась! — прихлопнул по деке Косов, а потом подмигнул Гиршицу и шепнул: «Зорька!».
— Зорька алая, зорька алая, губы — алые!
А в глазах твоих, а в глазах твоих неба синь!
Ты любовь моя, долгожданная!
Не покинь меня, не покинь меня, не покинь!
«Помню, как моя бабуля, постоянный критик эстрады восьмидесятых, повторяла — «Только один петь умеет! И песни у него все такие славные, душевные!». Да, Евдокимов —
Вот только… только зря он все-таки так пялился на Настю. И щечками заалела совсем уж… очевидно. И потупилась…
«А вот остальные женщины — и вовсе… разнюнились! Платочки достали!».
— Косов! Ну что ты… Ну что ты, Иван, делаешь? Ты посмотри сам… Вон как всех довел! Праздник же, а женщины — плачут. Разве хорошо это? — немного смущенно выговаривала ему Настя, уставившись в стол.
— Сейчас поправим! — обманул ее Иван, и заиграл проигрыш. Юрка, как водиться — подхватил:
— Отцвела липа белая…
Вот и встретились вновь.
Здравствуй первая, нежная, неземная любовь!
«М-да… как-то… эмоции захлестнули зал! Аж самому подурнело! Это же надо — так песни воспринимать!».
— Иван! Ты издеваешься сейчас так над нами? — уже строго посмотрела на него Настя. А у самой щечки алые, и… вроде бы слезинки на ресницах.
«Перебор, однако!».
— Так… все, девочки! Давайте выпьем, закусим, да надо собираться уже! И ребятам пора идти, поверка скоро! — чуть прихлопнула ладошкой по столу тетя-врач, — И ты… тоже хорош! Уревелись вон все… А ты — не понимаешь, тянешь и тянешь все из души! Злыдня ты, Ваня! Хоть и талантливый…
Чуть успокоившись, все выпили, закусили. Женщины были задумчивы, и загадочны…
Пока Косов выходил курить — уже в одиночку, Настя и медсестра Анюта как-то выпроводили девчонок-канцеляристок. С ним же ушла и фигуристая дама — еще одна медсестра училищной санчасти, как оказалось.
С неудовольствием Косов посмотрел на Гиршица. Все же Анюта умудрилась еще налить тому. И Юрка — заметно окосел.
«М-да… проблема, однако! Нет, не такой уж он и пьяный. Дойдет сам, конечно. Но вот — ощутимо его покачивает, разговорчивый вон какой стал. А в роте — поверка, да и просто — не хорошо, если его таким увидят. Мало ли… явных стукачей вроде бы и не выявлено, но! Береженного — Бог бережет! Чтобы такого придумать?».
Оказалось, что придумывать ничего и не надо! Пока Анюта прибирала со стола тарелки-ложки-вилки, Настя увела Косова в свой кабинет:
— Слушай… Юра заметно опьянел. Могут быть проблемы! — затягиваясь папиросой, сказала она.
— Да я уже вижу… Аня эта… Ну зачем ему эти последние пару рюмок наливала? — чертыхнулся Косов.
Настя посмотрела на него и засмеялась:
— Вот вы все же… телки! Да она так и задумала! Неужели не понял?
Иван удивился, пожал плечами:
— А я думал… случайно все так вышло.
Женщина снова засмеялась:
— Ага… случайно! Аня у нас… только — молчок, да? Анюта у нас… слаба на передок! Мне периодически приходится ее в чувство приводить! А то бы она… Здесь в училище такого — не надо! Она же сразу, еще на том концерте, навелась на вас. Но — не дура, и сразу увидев мой интерес к одному… нахалу, в сторонку отошла. Но и сегодня сразу — «Ах какой мальчик! Брюнетик! Молоденький!». А я ей… вот тоже — дурочка где! Я ей на ушко так — «Да он, похоже, девственник еще! Смотри какой смущенный». Вот она и… все!