Время для жизни 2
Шрифт:
— Вань! Ты чего?
Хриплым, срывающимся шепотом он простонал:
— Какая же ты… хорошая! Красивая! Ласковая! Нежная!
А в голове остатками разума мелькала мысль:
«Только не ляпнуть сейчас, что я ее люблю! Нельзя! Это — эмоции все, это просто момент такой! Это пройдет потом, а женщина такой момент запоминает четко. Да и вообще — женщины эти слова запоминают враз и навсегда! Это получится… что я обманул? Нет… не надо такого!».
Она удивленно смотрела ему в глаза:
— Поцелуй
Ну и как тут отказать? В такой-то момент? Да он и сам этого хотел больше всего сейчас.
Поцелуй длился долго — нежный, теплый и трепетный. Настя даже обняла его за шею одной рукой. Но второй — по-прежнему не отпускала «доверенную ценность»!
Когда он отстранился от ее губ, она, улыбнувшись, прошептала:
— А ты меня отвлек! Не мешай…
И снова пошел процесс изучения, осмысления и прочувствования…
— Вот… вот сейчас уже… только потихоньку, не быстро…
Она обвила его шею руками и прильнула к нему всем телом. Честно сказать… Косову было не совсем уж удобно — он был вынужден подсаживаться чуть ниже, напрягая при этом ноги. Но приходилось терпеть…
Настя уткнулась ему в грудь. Потом стала целовать его, постанывая и всхлипывая. А потом — и покусывать!
— Вот сейчас… вот сейчас… можно уже не сдерживаться! Давай же… хотя подожди! Хочу посмотреть!
Она чуть отстранилась от него и опустила голову.
— Он что… он что — не весь еще? — охнула она, — Да как же… ох… Нет, я хочу, чтобы весь! Давай, чтобы весь! Только… помедленнее…
И вот когда Косов исполнил ее желание, Настя застонала, глубоко задышала и обхватила его и руками, и ногами.
— Ну вот… сейчас… Давай уже и сильно, и резко!
Иван исполнил ее желание. Хотя… в определенный момент женщина ощутимо… да что там — ощутимо? Она весьма сильно стала кусать его за грудь! Хорошо, что скоро вскрикнула и обмякла.
«Так вот и сгрызут тебя, Ванюшка! Сжуют и не выплюнут! Ну да ладно. Она — медик. Сама шкурку попортит, сама и вылечит! А сейчас можно уже и самому… получить удовольствие!»
И Косов-таки его получил! Похоже, что Настя вновь, ближе к его «девятому валу», опять успела, ибо укусы вдруг возобновились.
— Ты держи меня… Ванечка. Держи. А то у меня совсем сил нет… ни в руках, ни в ногах. Отпустишь меня и упаду… расшибусь вся… Ты же вон какой сильный, ты же удержишь…
Косов сквозь сладкую муть в голове и шум в ушах слушал это бессвязный шепот и не слышал его. Но дыхание восстанавливалось, в голове прояснялось, переставали дрожать руки и ноги…
Настя снова обняла его, чмокнула в щеку, а потом, опершись руками о стол, приподнялась и отодвинулась, хихикнув:
— Совсем с ума меня свел! Это же надо так, а?! Ведь совсем-совсем ничего не соображаю… Ну все… отпускай меня. Сейчас уже не упаду. Наверное…
Рубашку белую нижнюю армейскую, установленного образца, она все же натянула. И ему протянула его кальсоны:
— Ты хоть подштанники надень. Все же за столом голым сидеть неприлично! Хоть ты и нахал, и бесстыдник, но все же!
В прихожей, где все-таки лампочка хоть что-то освещала, она разглядела укусы на его груди. Ну — мудрено не увидеть такие смачные багровые кровоподтеки!
— Ой! Это я что ли так тебя? Батюшки! А когда… А чего ты молчал-то?
«М-да… а когда бы мне говорить было? В такой-то момент!».
— Подожди, подожди… это ж надо так! Слушай… нет, ну надо какие-то примочки, что ли…, - не на шутку встревожилась женщина, смущаясь при этом.
— Перестань… само пройдет. Ничего страшного здесь нет! — он остановил ее, и чтобы пресечь эту необязательную суматоху, поцеловал, — Пойдем и правда что-нибудь съедим.
Он сам, отодвинув Настю в сторону, раскочегарил примус, поставил на него чайник.
— Ты посиди вон лучше на стуле. Отдохни… Можешь покурить, если хочешь.
— А ведь и посижу, и покурю! — тряхнула она головой, — Посмотрю, как ты тут хозяйничаешь, да за мной ухаживаешь! Это так необычно… и так приятно, что за мной ухаживают!
Косов повозился в Аниной авоське, выложил все принесенное на стол.
«Ага… как я и предполагал: котлеты, бутерброды… вот салат какой-то с чашке, завернутой в оберточную бумагу. Как еще не опрокинули чашку, пока шли? А то бы — развалился по всей сумке! Хлеб еще… Ага и бутылка красного полусухого, как Аня и сказала!».
Он прошелся по шкафу и тумбовому столу, нашел тарелки, вилки. Все это разложил и расставил на столе. Поглядывал на женщину, которая с явным удовольствием, с улыбкой, смотрела на его хлопоты, покуривала папиросу, жмурясь от табачного дыма.
— У тебя фужеры или бокалы… да хоть рюмки-то есть? — спросил он у хозяйки, не найдя искомого.
Она, так же улыбаясь, покачала головой:
— Не… нету у меня ни фужеров, ни бокалов. Вон там пару кружек чайных возьми. Плохая я хозяйка, да, Ваня? Да я тут и бываю-то… Ночевать прихожу, да в выходные еще. И то — не каждые…
— Ну ладно… будем пить вино из чашек! Мы же не на званном приеме, да?
Женщина засмеялась и спросила:
— А ты что — бывал на званных приемах? Где это, интересно узнать?
— Ну-у-у… не бывал, конечно. Просто — так говорится. Но в приличных компаниях бывать доводилось.
«Хотя в той жизни и на званных приемах доводилось бывать! Но «там» — не «тут». Откуда я знаю, может этикет в чем изменился? Скажу сейчас — и ага. Может что не так? Да и сам я такой знаток этикетов, что лучше помолчать!».