Время перемен

Груэн Сара

Шанталь бесшумно двигается по палате и незаметно подставляет к кровати стул, приглашая меня сесть.

Медленно приближаюсь к кровати.

Подхожу совсем близко, всматриваюсь в лицо в надежде отыскать черты Роджера. И не нахожу. Зато узнаю мускулистые плечи, угловатые запястья и конусообразные пальцы.

– Он знает, что я здесь? – шепотом спрашиваю у Шанталь.

– Возможно. – По интонации понимаю, что медсестра в это не верит. Протягиваю руку и глажу мизинец Роджера.

Я готовилась утешать его, выразить соболезнование по поводу гибели жены,

но как помочь человеку, который утратил себя?

Огромное горе придавило своей тяжестью и лишило дара речи. Осторожно глажу мизинец Роджера, опасаясь причинить боль и усилить и без того нестерпимые страдания, выпавшие на его долю. Господи, невыносимо смотреть на родные руки, из которых вдруг ушла жизнь!

А в ушах назойливо жужжит вынесенный врачом приговор: «Неизвестно, какие функции мозга будут восстановлены».

Точно такие же слова прозвучали в мой адрес. А я их опровергла. Но теперь, глядя на разбитую вдребезги голову Роджера, втайне лелею надежду, что он никогда не придет в себя.

* * *

Узнав у медсестры, где находится западный вход, мелкими робкими шажками отправляюсь на его поиски. Бегу трусцой, как человек, который случайно забрел в запретную зону и хочет поскорее оттуда выбраться. Отель расположился на противоположной стороне улицы, рядом с аллеей, ведущей к больничной парковочной стоянке. Мрачное приземистое строение, окутанное облаком липкого страха, окружающего саму больницу.

Администратор явно осведомлен о моем приходе и тут же объясняет, как пройти в номер. Медленно иду по коридору, но, свернув за угол, бегом лечу в указанном направлении. Остановившись у дверей номера, вытираю ладонью слезы, распрямляю спину и только потом решаюсь постучать. Затаив дыхание, жду, вознося молитвы ко всем богам, чтобы Мутти и Ева оказались на месте. Если их нет, не представляю, что делать дальше.

В следующее мгновение слышится щелчок, и дверь чуть приоткрывается. В просвете появляется лицо Мутти.

– Слава богу! – с облегчением вздыхаю я.

Мутти распахивает дверь, и я захожу в тесную темную комнатку, обставленную с уютной простотой. Мебель дешевая, а на окне закреплен кондиционер.

– Ну, что удалось выяснить? – торопится узнать новости Мутти. – Ты виделась с Роджером?

– Как там папа? – доносится из другого конца комнаты голос Евы.

Она лежит, свернувшись калачиком, на дальней кровати, прямо на покрывале с рисунком из виноградных лоз. Одну из подушек дочь прижимает к груди. Телевизор, находящийся в большом шкафу, по-видимому, так и не включался.

– Ему только что сделали операцию. – Изо всех сил стараюсь придать голосу уверенность.

– Какую?

– Образовалась опухоль, ее необходимо было убрать.

По глазам Мутти вижу, что она все поняла, но в присутствии Евы пускаться в подробные объяснения не могу. Понимаю, что не должна выдавать свои чувства. Уголки губ вздрагивают, чуть приподнимаясь вверх и изображая улыбку. Наверное, сейчас она такая же вымученная, как у Шанталь. Однако надо держаться до конца.

– А

можно мне повидаться с папой? – не унимается Ева. Она уже сидит на кровати и приглаживает рукой несуществующую шевелюру. Подушка по-прежнему прижата к груди.

– Он пока спит после наркоза. А вам удалось что-нибудь узнать о Джереми?

– Малышу стало лучше, и теперь его состояние оценивается как хорошее, – сообщает Мутти. – У него тоненькая трещина на черепе и сломано запястье.

– И все?! – невольно вскрикиваю я. – Слава богу! Какое счастье!

Ева с изумлением смотрит на меня.

– Прости, детка, не обращай внимания, – успокаиваю я и сажусь рядом на кровать. Обнимаю дочь, и мы так и сидим, покачиваясь из стороны в сторону. – Теперь самое время подумать об ужине, а потом надо хорошенько отдохнуть. Завтра мы увидимся с папой и Джереми.

Есть мне совсем не хочется, но надо чем-то занять Еву и за это время определиться, как вести себя дальше.

* * *

Отойдя на несколько кварталов от отеля, находим придорожную закусочную с богатым ассортиментом салатов. Место довольно многолюдное и шумное, в углу расположился бар с телевизором для любителей спорта. Хозяйка закусочной проводит нас в отдельную кабину, и Ева просит показать, где находится туалет. Пользуясь ее отсутствием, я откладываю в сторону меню и, схватив Мутти за руки, утыкаюсь в них лицом. Стоит неимоверных усилий не разрыдаться.

– Милая моя, в чем дело?

– Роджер. Нельзя пускать к нему Еву.

– Почему? Неужели все так плохо?

Поднимаю голову и беззвучно шевелю губами.

– Аннемари, да объясни же наконец!

– Он находится в коме. Пришлось удалить часть черепа, чтобы ослабить давление на мозг.

– Ты что-то недоговариваешь, – после недолгой паузы нарушает молчание Мутти. – Говори все, как есть.

– Может, желаете для начала что-нибудь выпить? – раздается над нами бодрый голос. Он настолько неуместен, что кажется карикатурным.

От неожиданности мы с Мутти вздрагиваем. Рядом с нашей кабинкой стоит официантка, женщина крепкого телосложения, и смотрит на нас с выжидательной улыбкой. В руках у нее блокнот и ручка.

Я издаю нечленораздельные звуки, но на помощь приходит Мутти.

– Оставьте нас ненадолго, – просит она суровым голосом.

Лицо официантки становится каменным, она засовывает за пояс блокнот и убирает ручку.

– Как пожелаете. – Губы женщины кривятся в натянутой улыбке. Повернувшись на каблуках, она с достоинством удаляется.

Официантка явно обижена, и мне это кажется абсурдным. Неужели не видно, что на нас обрушилось страшное горе? Ведь оно читается на наших лицах.

– Нельзя запретить Еве навестить отца, – качает головой Мутти:

– Да все я понимаю. Господи, Мутти, что нам делать?

– Пока не знаю, но…

– Тише! Она идет сюда, – свистящим шепотом предупреждаю я, стараясь придать лицу бодрое выражение.

Ева садится на скамью рядом со мной, переводит поочередно взгляд с меня на Мутти: