Время созидать
Шрифт:
Арон опешил. Он долго смотрел на маму и понял – ей было сложно это сказать. Решиться.
До ужаса захотелось обнять ее. И пообещать все, что угодно, что она захочет – красивые платья, бусы, рубины, сундуки с золотом, огромные виллы, как у сенаторов, собственный корабль и новый храм.
Но он сказал только:
– Можно, я тебе покажу… то, что умею?..
У него не было уверенности, что все выйдет, но он очень хотел, чтобы мама не думала, будто волшебство, его дар – это только для драк!
– Да.
Арон
А потом Арон увидел большой город на холме, который окутал туман. И вдруг – этот туман прорезала красная стрела… Одна, вторая… пять стрел-башен взметнулись в небо, протыкая белую пелену. А потом туман засветился изнутри, заиграл золотыми бликами, и его слоями сдуло в море.
Город со всеми дворцами, пристанями, стенами, башнями, мостами и храмами медленно превращался в смазанные пятна – красные, зеленые, белые, золотые. Потом стал исчезать, таять, но когда видение ушло и Арон открыл глаза, он замер пораженный: мама улыбнулась так красиво, нежно и светло, что дрогнуло, перевернулось внутри что-то от этой улыбки. А по всей тесной, холодной и сырой каюте рассыпались золотые блики, и люди смотрели на него молчаливо, удивленно, восхищенно.
Не испуганно.
Арону вдруг захотелось провалиться в самую глубокую морскую пучину – ну почему, почему они все так смотрят? Неужели он что-то настолько необычное сделал?..
– Спасибо.
Арон вскочил и кинулся прочь из каюты, что-то опрокинул по дороге, но возвращаться не стал. Внутри было горячо, радостно и одновременно – что-то огромное, незнакомое, неясное вставало в нем.
Он выбрался наверх, чуть не столкнулся по дороге с кем-то, отпрянул, пошел в другую сторону – и солнце слепило, не давая рассмотреть, что впереди. Палуба чуть кренилась, а мысли – разбегались, не уловить ни одной. Пахло смолой, деревом, дегтем, солью – целым миром, огромным океаном! Можно стоять и вдыхать весь этот мир.
И Арон стоял и глазел на мостик, на рулевого, пока кто-то не окликнул его недовольно:
– Эй! Арон!
В рукав вцепились Никовы пальцы.
– Чего тебе? – ворчливо ответил Арон.
– Ты это, не передумал идти?
Ник как будто почуял чего – вот зачем привязался? Арон мог бы соврать и успокоить его, но почему-то сказал:
– Передумал. Но если хочешь, можешь сам попробовать!
– Да катроп тебя дери, ты колдун или нет?! – зашептал, оглядываясь, Ник. – Без этого никак! Мы ж сговорились!..
Арон только отмахнулся. И заговорил громким шепотом:
– Иди ты!.. Сам лезь, если хочешь. Я по рее гулять не хочу. Что, не знаю, что ли, что поймают? Я что, на дурака похож?..
–
– Хочешь проверить? – Арон показал Нику кулак.
– Ну и катись к мамочке, тряпка.
Арону стоило огромных усилий ничего не ответить – а просто повернуться презрительно спиной. И медленно пойти прочь, чувствуя, как ветер надувает рубаху, словно парус.
Хотя, разумеется, мысль о том, что по его желанию из моря вылезет чудище и сожрет Ника, грела его.
22
Что путешествие не будет походить на увеселительную прогулку, было ясно сразу, но с первого же дня, когда судно вошло в полосу бурь и началась сильная качка, плавание превратилось в кошмар.
Снизу, из трюмов, поднимался волнами тяжелый удушливый смрад стоялой воды и испражнений, и тем, кто страдал от морской болезни, становилось от этого только хуже. Мало кто отваживался выбраться на исхлестанную дождем палубу, предпочитая в тесноте, духоте и темноте каюты извергать себе под ноги остатки более чем скромного завтрака или обеда.
– Два месяца, катроп его в бездну! – выругался Саадар между приступами морской болезни. Он стоял, склонившись над бортом, непривычно бледный.
Тильда могла только искренне ему посочувствовать: у нее не было трав, облегчающих этот недуг. Сама она и Арон им не страдали, чем Арон гордился, а Тильда с усмешкой думала, что такой крепкий желудок, несомненно, признак предков-пиратов.
– Кажется, я крупно влип, да? – рассмеялся невесело Саадар, когда очередной приступ отпустил его. – Не зря всегда боялся воды.
– А бок твой как? – Тильду больше беспокоило, хорошо ли заживает рана, полученная в порту.
– А за это ты не боись. Уже и не чую ничего совсем. Да и это дерьмо, может быть, скоро пройдет…
– Может быть, – не очень уверенно ответила Тильда. Утешать она всегда умела из рук вон плохо.
– Само по себе – не пр’йдет. Но если г’сподин разр’шит, то у м’ня тр’ва есть особ’нная… – раздалось позади.
Тильда и Саадар разом обернулись на незнакомый голос. Яркий свет неожиданно выглянувшего из-за туч солнца плеснул в глаза, а когда глаза привыкли – из этого света возникла фигура невысокой женщины с кожей черной, как эбеновое дерево. Женщина широко улыбалась, смотрела весело и доброжелательно.
– Я Эткен! – Она протянула руку Тильде. – Плыву на Орм!
Тильда не видела ее ни во время погрузки, ни потом. А ведь галеон, даже такой большой – всего лишь две палубы, носовые и кормовые надстройки, трюмы и камбуз. Сложно кому-то, особенно с приметной внешностью, ни разу не попасться на глаза.
И все же невольно Тильда залюбовалась ею, оценивая, как художник, необычное для северян лицо с крупными чертами, плавные изгибы шеи и рук, со вкусом подобранную одежду. Горделивое, уверенное спокойствие во взгляде и в движениях.