Время созидать
Шрифт:
Тильда отвернулась, подошла к борту. Вода после шторма была темная, неспокойная, но туча уже ушла к горизонту, и солнце косо освещало галеон.
В Оррими Саадар сказал ей, что сам уйдет, если она попросит. Она не попросила. Когда-то – кажется, так давно! – между ними протянулся шаткий мостик доверия, крепнущий с каждым днем. Но сейчас Тильда боялась на нем оступиться.
– Я не понимаю, зачем мы тебе с сыном. – Слезы подступали к горлу, душили, не давали вздохнуть.
Саадар подошел сзади, закрывая от ветра.
– Любить и беречь, – просто ответил он. – Почему ты постоянно ждешь от других только беды?
Она не ответила. Отвернулась. Закусила
– Ты поэтому так несчастлива, – продолжил Саадар. – Хватит. Остановись.
Голова закружилась. Он стоял рядом, и его одежда пахла можжевеловым дымом. Укрывал руками от ветра, как укрывает родной дом, стал стенами и порогом, и очагом, что согревает в зимнюю стужу.
Саадар наклонился и шепнул ей тихо и просто – как будто попросил передать кусок хлеба, а потом коснулся губами темени:
– Ты меня починила.
Время стучало кровью в висках, и дыхание сбилось.
– Я…
Голос ослаб. Но что-то горячее, ясное и яркое растапливало страх, и страх уходил, съеживался от горячих солнечных лучей.
– «Вот рука моя, возьми ее в руку свою; вот сердце мое, положи на него печать свою…» – Тильда не успела договорить, как Саадар вдруг обнял ее и поцеловал.
В спину впилась какая-то деревяшка, и сначала она ничего не поняла. А потом ответила – неумело, несмело, неловко.
А когда этот долгий поцелуй закончился, они остались стоять пораженные, ошарашенные, будто их только что накрыло огромным валом воды, и они остались живы.
– Ну, теперь мы в расчете, – улыбнулся он. – За твое спасение.
Тильда рассмеялась – хрипловато и взволнованно.
Щеки горели от смущения, от неловкости, от неисправимой собственной глупости – и оттого, что Саадар на нее смотрел и улыбался, и видно было, что он счастлив – здесь, в этом трудном плаванье, среди неустроенности – счастлив, как влюбленный школяр.
Саадар провел ладонью по ее щеке, вытирая слезы. Его шершавые загрубевшие пальцы чуть царапали кожу.
Раньше Тильде казалось, что ей не дано познать никакой другой радости, кроме радости созидания, упоения работой. Бороться, идти до конца к цели, невзирая на преграды – это ли не казалось правильным, логичным? Но жизнь показала ей, что для всего есть свое время – разрушать и строить, ненавидеть и любить, и возделывать свой сад.
Она уткнулась лбом в широкую грудь Саадара и прошептала едва слышно:
– Спасибо.
24
– История была такая: однажды стою я на вахте, вечером уже, седьмую склянку после обеда бьют. Жрать охота до смерти. И вот стою я, смотрю в море – и парус вижу. Это у острова Далонга было…
Арон вдохнул поглубже и замер: что дальше?
Они сидели за столом в тесном кубрике – он, Ник и матрос по имени Нэйт. Нэйт был брит наголо, и весь череп у него разукрашен татуировками – неприличными. Татуировки Арон рассматривал украдкой и очень надеялся, что не краснеет при виде расставленных ног какой-то голой девчонки прямо над ухом Нэйта. В этом ухе покачивалась приметная серьга – то самое, что рисуют куском кирпича на стенах.
Арон решил, что обязательно купит себе такую же – разумеется, когда уплывет в море на остров Удачный к пиратам.
– Напомни-ка, эт когда было? – спросил кто-то из-за спины Нэйта. Тот поскреб затылок:
– Ну, лет двадцать, можа. Я тогда только из юнг вышел. Только нанялся на «Чайку».
К ним постепенно подтягивались не занятые работой матросы, которым тоже хотелось послушать, хотя Арон мог зуб дать, что Нэйт частенько
– Как положено, говорю боцману – глянь, парус, можа, не наш. Можа, пиратский. Сигнал даем – никакого ответа. Ну с пиратами оно и ясно. А потом Рэй смотрит – и говорит: дрейфуют они, катроп разберет отчего. Капитаном у нас тогда Морти Хогг был. С пиратами связываться он не хотел. Мы тогда везли… уж и не припомню, что. Ну мы ждем – и ничего. Тогда Морти говорит: берите, ребята, шлюпку и плывите смотреть. Нас с Рэем, боцмана и еще троих ребят послал. Мы, значится, пистолеты взяли, палаши, ножи, вооружились, а нас пообещали прикрыть, если что. Мы плывем, а я Рэю говорю: «Неладно там». И видно, что те трое ссут еще похлеще моего. Слышу – молятся. Я им и сказал, чтобы заткнулись. Бесит же! Подплыли – тихо, как в могиле. Зацепились, полезли на борт. А там – краб меня за ногу! Никого! Вообще. Пустая, катроп ее дери, палуба! Люки все открыты, двери тож. В трюме вода мне по самую задницу. Мы там все обошли, во все трюмы залезли! Груз целехонек, эти ребята ром везли, значится. Но кубрики пустые! Кают-компания тоже, мостик – все! В каюте лекаря ихнего сумка с инструментами, в каюте штурмана карты, значится, на столе. И лампа непогашенная.
Нэйт замолчал. Криво ухмыльнулся, показывая сверкающий в полутьме серебряный зуб. И все замерли – ждали, когда он продолжит.
– Пошли мы смотреть камбуз. А там – мать моя женщина! – Нэйт сделал длинную паузу. – Котелок стоит на огне, и в нем суп варится! И миски на столе, как будто б обед вот щас будет. Ну только я хотел попробовать, че там у них кок наварил, как Рэй раз мне кулаком по морде! «Не ешь, – говорит, – тут место проклятое, сдохнешь и тут останешься». А сверху слышим – наши орут. Это они каюту капитана обыскали. Секстанта там, знамо, не было, компаса тоже. Зато сундук с деньгами на месте оказался! И цацки бабские, сережки-колечки. Ну я и захапал кольцо для моей Мэйбл. Рэй орет: не трожьте, суки, не ваше, если в могилу не хотите! И шары так выкатил, что здорово нас тогда пробрало. Положил я кольцо обратно, и знаете, как-то полегчало сразу. Мы весь корабль обыскали – никого не нашли. И шлюпки все на месте, вот в чем дело-то! Трубки в кубрике, вещи. Все так лежит, будто люди вернуться должны. Мы там долго проторчали. Вернулись с сундуком денег и судовым журналом. Но как только капитан раскрыл журнал, так записи – вот клянусь Бездной! – прямо на моих глазах пропадать стали. Потом мы над свечой бумагу держали и воском натирали – так и не прочли ничего.
– А деньги? – спросил насмешливо кто-то из матросов.
– Тоже испарились – раз! Как не было.
– Брешешь, – недоверчиво сказал Ник.
Нэйт обиделся – сразу видно, лицо покраснело.
– Не веришь – и катроп с тобой. Я побольше твоего всякого видел.
– И куда, по-твоему, команда делась?
– Ну кто знает? Можа, стала призраками. На том корабле жена капитана плыла. Или любовница. Можа, он ее задушил, и их Многоликий проклял. А еще слыхал, что они на помощь тонущему судну не пришли.
– А грят, в северных морях есть корабль, который сто лет назад померз там, со всей командой, застрял во льдах, и все. Они там с голоду друг друга начали жрать, – вставил невпопад другой матрос, имени которого Арон не помнил.
– Да уж не одни такие!
– И как ты там в штаны не наложил? – засмеялся Ник.
– А кто тебе сказал, что не наложил? – хохотнул Нэйт. – Сам бы тоже небось обосрался со страху побольше моего.
– Вот бы и мне такое увидеть, – мечтательно произнес Арон.