Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
Вернулся к ручью, ополоснул от крови лицо, руки, плеснул несколько пригоршней на голову, вытерся чистым куском полотна, протянутым Первушей. Напряжение битвы отпустило.
– Коней напои, – приказал боярин меченоше. – Остыть только дай.
– Само собой, – кивнул Первуша.
– Я на холм поднимусь, осмотреться надобно.
Ратьша зашагал к подножию холма, быстро взобрался на вершину и окинул взглядом окрестности. Далеко на полдень видны были мелкие кучки скачущих прочь всадников – половцев, которым повезло уцелеть. Чуть ближе – едущие не спеша дозоры рязанцев, по пять-семь человек. Разглядел дозоры только на полудне и на закате. С двух других сторон их не увидел, но там местность была изрезана балками и дыбилась холмами. Наверное,
Глянул вниз. Грабеж побитых половцев закончился. Быстро. Впрочем, сноровка имеется. И ведь сказал же брать только самое ценное! Ну да, как же, ободрали догола. Ладно, заслужили. А вьючные лошадки до Онузлы как-нибудь и перегруженные доплетутся.
После обеда допросили пятерых оставленных в живых Могутой не сильно пораненных половцев. Много те, как и ожидалось, не знали. Сказали только, что они – передовой отряд громадного татарского войска, идущего на Рязань, и что войско это в полутора-двух днях пути отсюда.
Ночь прошла спокойно. Встали затемно, позавтракали и тронулись снова на полдень. Вчерашняя битва унесла жизни полутора десятков воинов. Их отправили, перекинув через седла, в Онузлу вместе с тремя десятками раненых и навьюченными добычей и лишним скарбом вьючными лошадьми. Двадцать человек сопровождали и охраняли получившийся весьма внушительным караван.
В этот раз дозорные заметили врага еще задолго до полудня. Снова половцы. Отряд не меньше тысячи всадников, с заводными и вьючными лошадьми, дозорами впереди и по бокам. Видно, вчерашний урок пошел степнякам впрок. А бегунцы на этих должны были наткнуться и рассказать о разгроме. Тем не менее идут вперед. Всего-то тысячей, а ведь наверняка спасшиеся оценили силы русичей не меньше чем тысячи в полторы – у страха глаза велики. Такие храбрецы или тоже пытаются выманить на себя? Опыт подсказывал, что скорее последнее.
Ратьша разглядывал половецкий отряд с высокого холма особо не прячась, все равно дозоры уже засекли друг друга. Половецкие, правда, рязанское войско пока не видели: боярин приказал укрыться воинам в глубокой балке сразу, как только ему сообщили о появившихся врагах. До половцев оставалось версты три. Надо решать, что делать. Можно отступить. Но половцы более легкие и подвижные, они повиснут на хвосте, будут донимать наскоками, вынуждая замедлять движение. Или ударить по врагу? Засаду здесь не устроишь, местность не та. Бить придется в лоб. Половцы увидят рязанцев издалека и бой вряд ли примут, ведь силы почти равные, а прямого столкновения они не выдержат, даже если б русичей было вполовину меньше. Ударить не всеми силами? Сотнями, скажем, тремя, чтобы оставить им надежду на победу? А потом, когда втянутся в битву, пустить в дело остальных? Вряд ли степняки купятся на такое: о примерном числе русских беглецы доложили. Сразу заподозрят ловушку. Будут отступать, в свою очередь заманивая к своему большому войску.
Ну так и что? Идти вперед все равно надо, посмотреть, что за войско идет и сколько его. На прочность, опять же, хваленых татар попробовать. За тем ведь и шли? Значит, решено. Вперед. Причем бить сразу всеми оставшимися восьмью сотнями. Ратьша приказал стоящему рядом Первуше спуститься в балку и передать Могуте: пусть воины изготовятся к бою.
Половцы быстро приближались. Отряд их, похожий вначале на толстую змею, начал укорачиваться и расширяться, перестраиваясь для боя. В полуверсте от его головы скакали три кучки всадников по восемь-десять воинов – половецкие дозоры. Недалеко перед ними маячил дозор рязанский в семь всадников, дразня степняков своей близостью.
До балки, где укрывался русский отряд, половцам осталось чуть больше версты. Пора, иначе свои могут не успеть выбраться снизу, а враги, ударив встречь сверху вниз, могут, чего доброго, их и опрокинуть. Ратислав поднял копье,
Степняки, увидев появившихся словно из-под земли рязанцев, начали придерживать коней и где-то в полуверсте совсем остановились. Ратьшины воины к этому времени полностью выбрались из балки и построились. Половецкий отряд начал расползаться вширь еще больше. Понятно: прямого боя принимать не будут, что и ожидалось.
Ратислав съехал с холма, пристроился впереди сотни, стоявшей в середке русского строя, махнул копьем. Пять сотен степной стражи не спеша, шагом двинулись вперед. Шли плотно, расстояние между сотнями не более десяти саженей. В самих сотнях восемнадцать-двадцать всадников выстроились колено к колену сплошной линией. Таких линий пять. Потери в предыдущих схватках дружинники понесли невеликие, брони на них хорошие, бьются умело. За сотнями степной стражи – местное ополчение. Этих осталось три с половиной сотни, у них потерь больше, да и для сопровождения пленных, раненых и добычи Ратьша посылал их же.
Когда прошли половину расстояния до половцев, строй их заволновался, левое и правое крылья двинулись в сторону русичей, набирая ход. Ратьша перевел коня на рысь: ударят вряд ли, но лучше поберечься, а по идущим шагом могут не удержаться, ударить. Степняки уже неслись вскачь.
– Поберегись, стрелы! – обернувшись, крикнул Ратислав.
Крикнул больше для воинов ополчения. Свои и так знали, что сейчас будет. Ополченцы, конечно, тоже много чего повидали, но предупредить их все же не лишнее.
Меньше чем в сотне саженей половцы резко повернули коней вправо и влево, извергнув тучу стрел. Ратьша поднял щит, прикрывая лицо. Доспех с такого расстояния половецкая стрела не возьмет. Буян тоже неплохо защищен своим кожаным доспехом и стальным налобником. В боярина, едущего впереди строя, целили многие: три стрелы ударились в кованый щит, одна скользнула по шлему, одна рванула правое оплечье. Еще одна попала в кольчужную юбку, не пробила, но повисла, застряв в кольцах.
Тут же в ответ полетели русские стрелы, выпущенные воинами ополчения, прячущимися за своими одоспешенными соратниками. Панцири у них тоже имелись, но попроще и подешевле, часто захваченные у тех же половцев. А вот русские луки были помощнее половецких, сложносоставные, усиленные турьим рогом. Это сразу почувствовали на себе степняки и, теряя всадников, отскочили от рязанцев подальше, саженей до ста пятидесяти. На таком расстоянии половецких стрел можно было почти не опасаться. Если только уклюнут в незащищенную панцирем часть тела. Ну да такого бояться – в степь не выезжать.
Боярин послал коня вскачь, продолжая держать на центр половецкого строя. Грохот копыт позади сказал ему, что сотни послушно следуют за ним. Крылья половецкого отряда, развернувшись, скакали с боков и чуть впереди русичей, продолжая сохранять почтительное расстояние и посылая стрелы в сторону рязанцев.
Воины ополчения отвечали. Отвечали хорошо. То и дело то один, то другой степняк, вскинув руки, вываливался из седла или, скрючившись, раненый гнал коня прочь из боя.
Центр половецкой лавы тоже не стал дожидаться удара кованой рязанской конницы. Эти выпустили по стреле, развернули коней и помчались назад, откуда пришли. Впрочем, не слишком быстро, оставляя между собой и рязанцами те же полторы сотни саженей. Понятно. Того и ждали. Ратьша вскинул копье над собой и придержал Буяна: чего зря морить лошадей, степняки все равно никуда не денутся, будут ехать впереди, не сильно отрываясь, но и не сближаясь больше необходимого. Сотни, скачущие позади, тоже перешли на рысь. Убавили бег коней и половцы.