Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
Ратьша окинул взглядом своих уцелевших воинов: нет ли среди них таких? Нет. Все с тревогой посматривали на своих попавших в беду соратников и ждали приказа воеводы. Сзади справа он с облегчением увидел Могуту. Тоже жив! Слава Перуну! Тем временем вначале правый, а мгновение спустя и левый засадные татарские отряды с грохотом и лязгом столкнулись с рязанской панцирной конницей. Татар было больше, у них были копья и свежие кони. Оружие и доспехи были не хуже рязанских. В месте столкновений взметнулись волны лошадиных и человеческих тел.
– Ах-х-х! – разнесся над полем сражения слившийся воедино конский и человеческий вопль.
Какое-то время линии столкновения оставались на
Ратислав еще раз оглянулся на приближающихся из степи татар. До них оставалось версты полторы, а встречать врага было уже некому: все рязанские силы втянулись в сражение, оставшись неприкрытыми со стороны степи. Где же наши легкодоспешные, что сцепились с этими? Сейчас их помощь была бы очень кстати. Неужели всех побили? Похоже на то…
Он еще раз окинул взглядом остатки своего отряда. Да, с такими малыми силами он сделать ничего не сможет, но не стоять же и смотреть на все это? Нет! Делать, пожалуй, надо вот что.
Ратьша махнул рукой, подзывая Могуту. Ближник подъехал.
– Уходим вон туда. – Ратислав показал на маленькую рощицу, расположенную чуть левее правого крыла наступающих из степи татар. Вернее, того места, где это крыло пройдет перед самым ударом на рязанское войско. – Укроемся там. Нам места много не надо. А потом ударим им в спину, когда наши начнут прорываться.
Могута кивнул, оценив замысел воеводы. И в самом деле, если они бросятся сейчас навстречу атакующим из степи татарам, их просто стопчут и не заметят, а то и расстреляют из луков, не дав сблизиться для рукопашной. А так, ударив в тыл не ждущим того врагам, наделают бед татарам гораздо больше. А если свои пойдут на прорыв, ударят навстречу, помогут.
– Разворачиваемся! – крикнул ближник. Сам развернул коня и поскакал к облюбованной Ратьшей рощице.
Они успели. Тяжелая монгольская конница, напирающая на основное рязанское войско, на них внимания так и не обратила. А несущиеся из степи были еще далековато.
Сакмогоны осадили коней в глубине рощицы, спешились, давая вздохнуть скакунам. Ратьша и Могута, отдав поводья своих жеребцов Первуше, пробрались к опушке и, прикрываясь кустами, наблюдали, как разворачивается битва. А складывалось там для рязанцев все плохо. Тяжелая татарская конница продолжала давить, и русичи продолжали пятиться, пусть и не так быстро, как вначале. Тех, что успели уйти в балку, тоже выдавливали наружу бывшие беглецы, видимо, тоже получившие подкрепление.
А вот, похоже, и еще татары появились! Точно! Из-за гребня гряды холмов показалась темная волна всадников. Вернее, две волны, скачущие с боков балки. Они быстро добрались до ее выхода и оттуда, с возвышенности, обрушили поток стрел на сражающихся русичей. Особенно доставалось тем, что дрались в балке: их поливали стрелами сверху с обеих ее сторон. Забывший об опасности при виде всего этого Ратислав подался вперед, почти выбравшись из кустарника.
– Охолони, воевода, – проворчал Могута, затаскивая его обратно в укрытие. – Видишь, эти уже близко. – Он кивнул на скачущих уже совсем рядом татар. Тех, что целили в тыл рязанскому войску. – Заметят, пропадем ни за грош.
Ратислав, опомнившись, притаился за кустами. Правое крыло татарской лавы проскакало в сотне саженей от того места, где они укрывались. Земля под ногами ощутимо задрожала. Ратьша опять вылез из кустов, следя,
Та часть рязанской конницы, что оказалась в балке под губительным ливнем стрел, не выдержала первой. Сначала поодиночке, потом группками, а затем и всей кучей они ринулись вон из балки, врезавшись в строй бьющихся с тяжелой татарской конницей своих соратников.
Ратислав зажмурился. Все. Конец. Скрипнув зубами, он открыл глаза, заставляя себя смотреть на то страшное, что происходило на поле боя. Там бегущие, смешав по пути задние ряды рязанского войска, вырвались из тисков смыкающихся крыльев тяжелой татарской конницы и тут же наткнулись на дождь стрел, который обрушили на них закрывающие им путь в степь татарские конные стрелки. Словно наткнувшись на стену, беглецы рассыпались в стороны и заметались, падая один за другим.
Потерявших строй рязанцев панцирная конница монголов сдавила в кучу и почти окружила, оставив небольшой незамкнутый промежуток в пару сотен саженей. Конные татарские стрелки, подошедшие из-за гряды, били стрелами сверху в продолжающих сопротивление русских. В шуме битвы Ратьше стал слышаться глухой нарастающий стон. Истоптанный снег покраснел от крови. Даже пар, поднимающийся над сгрудившейся массой людей и коней, порозовел.
Но кто-то еще руководил этой обезумевшей от крови и смертного ужаса, готовой обратиться в губительное бегство толпой. Где-то в середине кучи рязанцев, там, где реял великокняжеский стяг, начали строиться в клин всадники. Клин неровный, гнущийся под напором колышущейся толпы. Скоро он двинулся к оставшемуся не закрытым татарами промежутку. Двигался небыстро, но уверенно, обрастая способными к бою воинами. Когда добрался до пока свободного от татар места, клин стал уже тройным. Набирая скорость, построившиеся в клин воины ринулись на конных татарских стрелков, уже почти расстрелявших посланный против них заслон и добивавших мечущихся беглецов.
– Пора! – Ратьша ударил по плечу ближника.
Тот кивнул и свистнул в два пальца. В глубине рощицы раздался топот, и на опушку вынеслись Ратьшины дружинники. Ратислав и Могута на ходу вскочили в седла своих жеребцов и, обгоняя воинов, направили коней в спину татарам, целя в то место, куда должен был ударить рязанский клин. Тот уже был совсем близко, в полуверсте. За ним тянулись русичи, успевшие вырваться следом из татарской петли. Таких было с тысячу или чуть больше. Остальные не успели и теперь гибли, полностью окруженные плотным кольцом панцирной татарской конницы, под копьями и кривыми мечами, поражаемые сверху стрелами.