Время жестоких чудес
Шрифт:
– Нет.
– Я видел твои мысли, и я видел, как вероятность повышается…
– Нет.
– Почти до максимальной. Ты сама себя назвала хаман-войэ. Но я не дам тебе…
Он запнулся, глядя в лицо посестры, которое вдруг стало неверящим, непонимающим. Потом осветилось неподдельной радостью.
– Хаман-войэ… – прошептала Криста, что-то разглядывая в Живе, вдруг засмеялась счастливо и бросилась ему на шею, попыталась поцеловать в губы и промахнулась, чмокнула в нос, дернула за несобранные волосы.
– Эй, братишка, а жизнь-то продолжается!
Найти Вики труда не составило, характерный отпечаток неизбежности хаман-войэ ярко выделялся в Живе. Войя была в святилище, одна, и с изумлением посмотрела на вломившуюся компанию. Криста так и не сказала, что ей нужно от девушки, сцапала войю за руку, выволокла из святилища и потащила куда-то.
Алек с трудом поспевал следом, его вели присоединившиеся к шествию Джурай и Лина. Криста даже не подумала постучать, вломившись в дом круга как к себе домой. Войи, риваны и мыследеи подскочили от неожиданности.
– Какой твари Проводника… – начал Майнус гневную тираду.
Криста выпихнула вперед ничего не понимающую Вики.
– Вот!
Люди круга внимательно обозрели Вики.
– И что?
– И то! Мы, люди воличи, Александр, Джурай и Криста, войи, Линета, девица, свидетельствуем ныне, что Виктория Элай больше не может оставаться хаман-войэ! – Криста ловко сдернула красную повязку с волос войи.
– Это еще почему?
– Да вы что, ослепли все скопом?! – поинтересовалась девушка. Вики неуверенно попыталась отобрать повязку, Криста не отдавала.
Первой охнула Верея. Она вскочила, подошла и взяла Вики за руку.
– Ну точно, – сказала она, стараясь скрыть улыбку. – Сейчас она не может быть хаман-войэ. И вообще исполнять обязанности войя.
– О, – сказал кто-то содержательно. И Алек с удивлением увидел, как хмурые лица риванов и старших начинают разглаживаться.
– Да что такое стряслось? – шепотом спросил он у Лины. Она потянула его за рукав, заставив нагнуться, не отводя от Вики странно блестящего взгляда, шепнула на ухо.
– Она беременна.
– Я… – Вики задохнулась, позволила Лине отвести себя к камню. – Я и не думала, я не хоте…
Она прикусила губу, чуть не сказав неправильные слова, беспомощно посмотрела на друзей.
– Я просто… такая…
– Неожиданность, – подсказала Криста, видящая улыбалась до ушей. Они сидели в круге камней в тенистом саду, с неба лилось золото солнца, небольшой ручеек журчал в зарослях, от земли поднималась прохлада.
– Еще какая. А… – Лина не закончила, но Вики поняла вопрос и торопливо мотнула головой, метнулись черные ленты вдовы.
– Нет, – сказала она.
– Но…
– Нет!
– Интересно, как долго ты собираешься это скрывать? – поинтересовалась Лина. – Твоя красивая кольчуга скоро будет тебе мала.
– Не так уж и скоро, – возразила Вики, одергивая на себе кольчугу.
– Ты слышала решение? – Криста прищурилась. – Сымай свое железо, идем,
Она швырнула Алеку красную повязку. Алек машинально поймал, мгновение непонимающе смотрел на нее, потом уронил и шевельнул пальцами. Заскорузлая от крови ткань вспыхнула чадным пламенем, горела плохо. Молодой вой держал огонь, пока знак хаман-войэ не превратился в горстку пепла, которую развеял ветер. Он перешагнул горелое пятно на камнях и пошел за женой.
Сегодня они впервые были вместе после той битвы. Ночь была совсем особенной, Алек еще не восстановил полностью свои силы, Лина училась быть настойчивой и нежной. Возлюбленные разделили ночь, потом короткий предрассветный сон, а поутру она сказала, что если он способен на это, то способен и еще кое на что.
Алек с радостью согласился. Он не был занят ничем, только выздоравливал и таскал камни и бревна для городьбы – мыслью, конечно, телесно он был еще очень слаб. Тем не менее безделье утомляло больше, чем самый каторжный труд.
– Зря ты вспомнил про каторжный труд, – сказала Лина, найдя его после полудня близ строительных лесов. – Дядя нашел тебе занятие…
– Хвала Космосу… – Алек запнулся, посмотрел на жену, в ее глазах прыгали веселые искры. – Нет.
– Да.
– Нет. Скажи, что ты пошутила.
Лина только вздохнула нарочито сочувственно, покачала головой.
– Мне очень жаль, – сказала она крайне печальным тоном.
Алек сел на бревно, обхватил голову руками и застонал.
Непоседы уже давненько не собирались вместе. Дети ходили потерянные, не плакали, но и не смеялись, перестали веселиться и проказить и только с обычным старанием выполняли обязательные детские работы.
От городьбы люди отселились ближе к центру, и дома стояли пустыми. Кнопка взяла за привычку бродить между неживых домов, носящих на себе следы прошлых штурмов, лазила по паленым крышам, собирала стрелы. Прислушивалась к неумолчному потоку Живы, несущему боль и ярость – эху многих боев на стенах.
Однажды она в который раз убежала к стене и долго плакала в своем тайном месте для слез – большом заброшенном складе.
– Ой!
Кнопка учуяла чье-то направленное внимание, подскочила и ойкнула. Она никак не могла отучить себя ойкать и подскакивать. Резко повернулась и нос к носу оказалась с незнакомой рыжей девочкой.
– Извини, – сказала рыжая. – Я не знала, что это твое место…
Она не стала смеяться, углядев мокрые щеки Эрики. Она просто повернулась и пошла. Кнопка посмотрела вслед, опустилась на землю и закрыла лицо руками. Ощутив прикосновение к плечу, вздрогнула и подняла глаза. Рыжая смотрела сочувственно, ее глаза были полны слез.
– У тебя тоже?.. – спросила она и хлюпнула носом, Кнопка поняла.
– Оба деда, прадед, дядя, тетя, муж сестры и… учитель… – Девочка задохнулась от рыданий. Незнакомка уселась рядом в пыль, обняла.