Всадники Одина Цена человечности
Шрифт:
Она хотела поздравить самой первой и все ей рассказать. Тана давно хотела, да все не решалась. Вдруг Яра, узнав тайну, от нее отвернется? И тогда останется лишь серость и пустота. Но в полночь она расскажет все. И будь что будет.
День уже клонился к закату, когда Тана решила, что с нее хватит. Осталась всего одна шкура, но сил на нее не было. Да и нужно подготовиться к празднику. Отдохнуть. Привести себя в порядок.
Хотя какой там порядок? Тана с малолетства волосы стригла коротко, как у мальчишек, а вместо ярких платьев носила удобные штаны. Она ведь единственная дочь у своего тятеньки-охотника, и дело семейное в будущем должно перейти к ней. Какие уж тут ленты в волосах и нарядные сарафаны, ежели приходится ночами сквозь бурелом продираться
Прихватив несколько яблок, Тана вышла на крыльцо. С собой она взяла небольшой деревянный короб, нож и свечу. Погода стояла тихая, потому можно не опасаться, что ветер погасит пламя. Устроившись поудобнее на верхней ступеньке, Тана принялась вырезать на крышке короба причудливый узор: жар-птицу, сидевшую в зарослях плюща. И в этом ей немало «помогал» Вил. Да разве прогонишь цмока, когда он ластится и нежно урчит? Вот она и не прогоняла. Но мешал он ей недолго. Немного потопав вокруг и поняв, что хозяйка дюже занята, Вил взобрался ей на плечи и уснул.
Когда она закончит работу, то положит на мягкую подушку внутри ожерелье и яйцо. Тана надеялась, что Яре понравится подарок. Ей очень хотелось порадовать подругу. Ведь шестнадцать лет – совершеннолетие – бывает всего раз в жизни.
Внезапно сверху послышался странный тихий свист. Тана отложила короб и посмотрела вверх. Вместе с ней встрепенулся и задремавший было цмок. Он тревожно уркнул и неуклюже свалился на крыльцо, даже не потрудившись расправить крыл. Свист немного усилился и к нему присоединился невнятный рокот, будто где-то вдалеке разыгралась гроза. Закатное небо расчертила длинная ярко-алая, как само солнце, полоса. А за ней тянулся кучерявый хвост черного дыма. Полоса становилась все шире и длиннее, и быстро приближалась к земле. Тана резко вскочила на ноги, намереваясь то ли вбежать в дом, то ли кинуться к козе в хлев. Ящер громко зашипел и юркнул в щель между косяком и приоткрытой дверью. Вдруг огненная полоса погасла. Тишина. Только земля будто мелко задрожала под ногами… А потом совсем все стихло: ни рокота, ни свиста, ни полосы, ни даже дыма. Показалось? Или это Боги шлют предупреждение?
Тана уселась обратно. Цмок высунулся из-за двери и жалобно фыркнул.
– Иди сюда!
Ящер подозрительно глянул на хозяйку, но не сдвинулся с места. Момент – он опять исчез в доме.
Похоже, никто в деревне, кроме нее и цмока, не обратил на произошедшее внимания. Ну, или не посчитал алую полосу в небе достойной обсуждений. Тана оперлась спиной о столб, вдохнула поглубже, успокаиваясь. Если остальным до этого нет дела, то и ей не о чем волноваться.
Где-то через час кропотливой работы Тана с удивлением поняла, что замерзла. Зубы стучали, а пальцы на руках и ногах заледенели.
Странно. На дворе стояло жаро, с чего это вдруг так похолодало? Она сбегала в хату за теплой курткой, недоумевая, что происходит. Воротившись, Тана снова уселась на ступеньки и вернулась к резьбе. Осталось совсем немного, чуть-чуть довести до ума узор и можно идти дарить… Погруженная в приятные мечты, она далеко не сразу заметила еще одну подозрительную странность.
Ныручи молчали. И светлуны тоже. В это время года и те, и другие заливаются так, что порой уши закладывает. Кроме как…
Тана подняла голову и увидела, что небо заволокло темными тучами. Верхушки деревьев согнулись от резкого порыва северного ветра. Такой обычно дует в конце есеня с ледников. По небу пробежала резвая молния, а следом грянул и гром. Раз, другой, третий… И вдруг небеса разверзлись, изрыгая на землю стену града. Ветер усилился, он свистел и завывал, сметая мелкие преграды на пути. Сквозь грохот и рыдания бури послышалось отдаленное, гулкое рычание…
Нет! Она вскочила на ноги, и короб весело проскакал по ступенькам на землю. Нет. Нет. Нет. Это всего лишь холод. Обычный холод. Гроза пришла, скоро все кончится.
А в деревне тем временем начался настоящий кошмар. Мужики с хворостинами наперевес ловили скотину, чтобы
Тана, закрыв голову руками, кинулась побежала к сараю. Дверь оказалась распахнутой настежь. Козы нигде не было. Совсем потемнело, ветер усилился почти до урагана и сбивал с ног, а вместо града повалил снег. Вокруг все завьюжило, закружило, словно на леднике. Тана изо всех сил рванула к дому. Они и в самом деле чем-то прогневали Морозных Всадников[10] Теперь они опять заберут кого-то к себе. Нужно спрятаться и не высовываться, пока все не закончится.
Непогода бушевала почти до полуночи. Тана все это время просидела в углу, закутавшись в шкуры и боясь даже нос высунуть наружу. Цмок крепко обвился хвостом за ее ногу и дрожал. Печь Тана топить не стала: за дровами идти страшно. А еще она сильно волновалась за отца, как бы буря не застигла его в пути… А еще коза. Ежели с Марькой –кормилицей приключится беда, как быть?
Надо выйти, поискать козу. Может, куда недалече убежала? Но так не хотелось покидать избу!.. На памяти Таны Всадники являлись дважды. В детстве, когда пропала мама, но сама она ничего не видала. Она тогда мирно спала в своей кроватке, а отец охотился где-то в лесах… Во второй же раз все произошло перед ее глазами, шестью годами позже. Так же, как сегодня, налетела лютая стужа, загремел гром и заплясали молнии. Воины в сияющих латах изо льда проскакали по небу на крылатых скакунах и плавно опустились совсем рядом, в нескольких шагах от нее. Она видела, как Боги спешились и заговорили меж собой на странном, певучем наречии. Люди, находившиеся поблизости и не успевшие укрыться в домах, падали ниц, боясь даже чуточку оторвать головы от заледеневшей земли. Тана замерла, затаилась в своем убежище, не в силах и выдохнуть. Всадник, чей шлем венчала золотая ветвистая корона, прошелся меж сельчан и остановился возле Леки – ее друга, ему всего четырнадцать стукнуло. Из-под сапог Всадника выбивались ледяные искры. Он присел на корточки, взял Леку за подбородок, заставляя его поднять голову и посмотреть на него. Лека не посмел ослушаться.
Бог, сам Один, долго, томительно долго всматривался в лицо мальчишки, а после резко встал на ноги, и что-то взвизгнуло, лязгнуло страшно. Тана сжалась еще сильнее. А потом Один обратился раскатисто и певуче другому всаднику, будто бы запели тысячи серебряных колокольцев и вторил им хор ручьев. Так он останавливался несколько раз, рассматривал людей и шел дальше.
Мучительные смотрины закончились, и Один вновь запрыгнул на коня, своего восьминогого Слейпнира. А остальные… Остальные принялись сгонять отобранных людей в кучу. Как и всегда, они забрали дюжину. Дюжину молодых, крепких и здоровых людей. Как плату за покровительство и защиту от невзгод. Шесть юношей и шесть дев, в ужасе жавшихся сейчас к друг другу. Воины подхватывали их по двое, а то и по трое, перекидывали через луку седла и уносились прочь. И никто, никто не возмущался, не роптал, никто не пытался им помочь. Потому что они были жертвой. Данью. И так было. И так будет всегда. Так ей говорили.
Тане тогда свезло. Она успела спрятаться в стогу сена у сарая. Иначе бы тоже забрали. Так что проверять повторно свою везучесть сейчас ей ой как не хотелось… Но есть такое слово: «надо».
Она осторожно встала, на что получила возмущенный писк от Вила. Шикнув на него, чтоб молчал, она тихонько выглянула за дверь: Всадники ушли. Цмок обиженно щелкнул и скрылся в куче шкур.
На улице уже начинало светать. Небо расчистилось, и на светло-сером пологе гасли последние звезды. В деревне было шумно. Кто-то плакал, потому что забрали его близких; кто-то, чертыхаясь, ловил по деревне разбежавшуюся птицу и скотину, которую не успели загнать перед бурей; кто-то возвращал на место покосившиеся заборы; кто-то попросту слонялся по околице без дела. По-хорошему бы Тане тоже нужно искать козу, да на сердце было неспокойно. Она решила проверить, как там Яра.