Всадники Одина Цена человечности

Соколова Соня

– Ты пялишься, – шепнул ему на ухо Йорг. Ян покосился на него и лишь тяжело вздохнул. Такая ухмылочка брата слишком ему знакома. Ян стоически ее проигнорировал и как можно бесстрастнее обратился к Тане:

– Ну так что, мы идем?

– Идем, – кивнула она, жестом показав следовать за ней. Что они и сделали.

Деревенька не впечатляла. Стоило им миновать всего семь деревянных домов, отличавшихся друг от друга лишь размерами и степенью облупленности стен, как они вышли на расчищенную площадку, где собралась небольшая толпа. Тут не то что яблоку, семечку негде было

упасть. И дело совсем не в количестве людей, а в их… скученности. Все... все в этой толпе старались стоять как можно ближе к помосту, что находился в центре площадки.

И теперь Ян понял, почему в деревне стояла такая тишина. Люди молчали. Молчали, с каким-то странным благоговением взирая на помост, вернее, на тех, кто на нем стоял. Персонажей (а иначе этих людей назвать сложно) было пятеро. Четверо из них одеты в странные рубахи с капюшонами, вытканные из мелких сплетенных меж собой металлических колец. Рубахи подвязаны кожаными поясами, на которых висели длинные клинки в темных изукрашенных ножнах. Более всего эти клинки напоминали Яну керамические складные мечи с автоматической лазерной заточкой, но он сильно сомневался, что таким оружием могли обладать неотесанные жители захудалой планеты. Для удобства он все же решил называть эти клинки мечами. Кроме тех четверых, на помосте еще находился низенький толстенький человек в отдаленно напоминавшем рясу мешковатом красном балахоне. Вероятно, он и верховодил представлением.

Они были вынуждены встать в самом заднем ряду, но, благодаря высокому росту, Ян все прекрасно видел. Как и брат. А Тана… Что ж, потерпит.

– Что тут происходит? – шепотом поинтересовался он у девушки.

– Не знаю, – ответила она так же тихо, внимательно всматриваясь в толпу. – Но мне все это не нравится. Совсем.

– Именем княжества Бенгт и нашего Светлейшего правителя Великого Княза[6] Драгоша Железного Кулака, призываю люд быть свидетелями... – начал меж тем толстяк громким решительным голосом.

– Милейший судейник, я вовсе не настаиваю на наказании! Я поговорю с ней, она исповедуется, и я отпущу ей грех! – Ян увидел, как к помосту подошел высокий худой гуманоид с острыми ушами, до чертиков напоминавший гибрид аса с человеком. Если бы Ян не знал наверняка, что это невозможно ни при каких обстоятельствах, то решил бы, что узрел чудо! Одет тот был в длинный балахон из серебристой натуральной ткани вроде шелка. Спокойное моложавое, как у всех асов, лицо. Большие льдисто-голубые глаза и светлые же, практически белые, как у ундов[7], волосы, стянутые тонким черным ремешком из кожи на лбу.

– Нет, – покачал головой судейник. – я видел собственными глазами, как девчонка Вас ударила. Она посмела оскорбить Вас, Почтенный! Посмела напасть на потомка Богов! Служителя самого Ньёрда! Зло есть зло, и оно должно быть наказано! Тем более, она уже не в первый раз нарушает законы Бенгта.

– Но позвольте, – вскинулся священнослужитель, – я снял обвинения! Как можно обвинять человека в преступлении, если пострадавший себя таковым не считает?

Толстяк задумчиво потер подбородок, затем вновь качнул головой.

– Нет, Почтенный, вынужден с вами не согласиться.

Она совершила преступление. Напала на cагарта, йольфа, посланника, несущего знания миру. Где гарантия того, что завтра она не взбесится и вовсе Вас не прирежет? Кто сможет за нее поручиться?

– Я! – из толпы вышел длинноволосый пожилой крепкий мужчина в серой льняной рубахе, подвязанной кожаным ремнем. – Я могу поручиться за свою дочь. Взамен я прошу, чтобы вы дали мне возможность принять ее наказание на себя. Я уже немолод, мне нечего терять. А она... она еще совсем юная незамужняя дева.

– Но... Так нельзя! – взвыл священнослужитель. И толпа вторила ему одобрительным гулом. – Вы же не можете допустить, чтобы пострадал невинный человек! Послушайте старого Ольви. Он прав, Тана еще юная дева. Она импульсивна, согласен. Но я обещаю вам, Ваше Судейство, что проведу с ней воспитательную беседу. Она исправится, обещаю. Именем Ньёрда, покровителя нашего, я обещаю, что девочка исправится. Ежели уж она натворит что-нибудь еще, то клянусь, я понесу наказание за свое обещание вместе с ней.

Судейник снова упрямо покачал головой. Толпа загалдела. Кто-то выкрикнул, что Тана хорошая; кто-то принялся роптать на распоясавшуюся власть; кто-то просил судейника остановиться и не гневить богов. Ни один, ни один из присутствующих с ним не согласился. Большинство высказалось против, и лишь некоторые смолчали. Дождавшись, пока люди стихнут, толстяк, набрав полную грудь воздуха, опять принялся вещать:

– По священному закону, что установили предки Княза нашего, Драгоша, за кражу, разбой, повреждения телесные и убийства, преступник должон нести наказание независимо от желания пострадавшей стороны. Однако ж за преступления, не несущие за собою беременность и смерть, по тому же закону, родственник может взять вину преступника на себя. Потому твою речь, Почтеннейший, я отклоняю. А твою, Ольви... Ты уверен, что вынесешь сорок ударов кнутом? Ты стар, Ольви, подумай.

– Я выдержу, господин судейник, только не трогайте мою дочь. Прошу вас. Накажите вместо нее меня.

Все это время Тана стояла молча. Она с каждой секундой становилась все бледнее и бледнее. Ее трясло. Но при этих словах она сорвалась, кинулась в самую гущу толпы к помосту. Ян не успел схватить ее за руку, не успел остановить. Так она была проворна, и так он был потрясен. Слишком диким казалось ему происходящее. Йорг тоже дернулся за девчонкой, но усилием воли удержал себя на месте.

– Господин судейник, не надо, это я виновата! Пожалуйста, не троньте отца! Он стар, не надо! – громко проговорила она, упрямо вздернув вверх подбородок.

– Какая дружная семья, – гнусно ухмыльнулся чинуша, на мгновение напомнив Яну одного мерзкого Епископа, часто навещавшего приют, как он выражался, «с проверкой». На деле же этот садист попросту удовлетворял свою похоть, наблюдая, как истязают воспитанников. Часто ни за что. – Так кого из вас мне наказывать-то? Обоих?

Яну все меньше нравился этот тип.

– Нет! Не слушайте ее, меня накажите. А ты, дочка, молчи! – прикрикнул на Тану отец. Та дернулась, как от удара, но не отступила.