Всё, что нужно для счастья

Стасина Евгения

– Я же помочь хочу. Ты пять минут назад жаловалась, что загибаешься без няньки. Так чем я плох? Видишь, - трясёт пакетом со своими дарами и так знакомо играет бровями, - я тебе пригожусь, Васёна. Где у тебя микроволновка?

Отлично. Я развелась, обзавелась собственной жилплощадью, нашла постоянную работу, а в итоге... сижу за столом напротив бывшего мужа, а по правую руку от меня пятилетняя девочка крошит корочку белого хлеба в бульон. Странный у меня вышел побег с идущей ко дну лодки...

– Ты пробовала искать...
– Максим

косится на ребёнка и, нахмурившись, на мгновение замолкает.
– Пробовала её искать?

Похоже, он решил, что имя Вера у нас под запретом. Истерик опасается? Так зря, Соня какая-то пуленепробиваемая. О матери не говорит и на брошенную малышку совсем непохожа. Словно это и впрямь небольшие каникулы, в которых просто не может быть места для печали. Впрочем, маленькая ещё, вдруг не осознала?

– Пробовала. Хотела написать ей в социальных сетях, но ты не поверишь, - склоняюсь над своей тарелкой с залитыми молоком хлопьями, и перехожу на заговорщический шёпот, - она отовсюду удалилась! Неожиданно, правда?

– А родственники?

– Чем ты занимался пять лет? Мне кажется, этого времени должно было хватить, чтобы запомнить - после смерти мамы никого у нас не осталось. Баба Зоя не в счёт, - её Некрасов уж точно помнит. Мы три года подряд ездили к ней в деревню: я отсыпаться, а он снимать красочные пейзажи. Везло, кстати, только ему, потому что с баб Зоей об отдыхе до обеда можно и не мечтать.

– У неё подруга была, то ли Алиса, то ли Анжела...
– бросаю ложку в пиалу, с завистью глянув на Сонькин суп, - но у меня её контактов нет. Так что ни адреса, ни телефона мы Веркиного не узнаем. Ничего не узнаем, понимаешь?

Только если к гадалке какой обращаться, но я же реалистка и тратиться на шарлатанов не в моих правилах. Откидываюсь на спинку стула и, стянув с хвоста резинку, принимаюсь массировать голову, запустив пальцы в отяжелевшие от зноя волосы.

– Я просто не понимаю, что мне теперь делать. Что делать нам... Это же не игрушка, - перевожу взгляд на племянницу и еле держусь, чтобы не разрыдаться.
– Она ведь поймёт, Максим. Не сегодня, так завтра. Захочет домой, а я даже не представляю, где этот дом находится.

Зря я от супа отказалась, ещё немного и свалюсь без сил, угодив лицом прямиком в чёртовы хлопья. Всё упёртость моя - когда разбегались, я зареклась ещё хоть раз пробовать Некрасовскую стряпню . Потому что, мне кажется, какая-то часть меня именно из-за этого кулинарного таланта в него и влюбилась. Вы видели его у плиты? То-то же...

– Во-первых, перестань нагнетать. Может быть, она уже через пару дней объявится. Во-вторых, перестань заниматься ерундой и нормально поешь. И тогда, возможно, - он встаёт и, замерев у стола, разминает затёкшую шею, - я подскажу тебе, откуда нужно начинать поиски. Допустим, у меня есть на примете один человек...

– Какой?
– я рывком выпрямляюсь, и распущенные волосы безжалостно лупят меня по порозовевшим от волнения щекам. Сдуваю

их и даже не думаю перечить, когда передо мной опускается тарелка с горячим. Да если нужно, я на жареных жуков соглашусь и проглочу их без промедления, только пусть не молчит!

– Вкусно?
– он ухмыляется, когда я с жадностью вгрызаюсь в котлету, а я киваю, потому что произнести вслух слова похвалы выше моих сил. Это раньше считалось нормой, а в нынешних обстоятельствах - какой-то сюр.

– Не побежала бы разводиться, могла бы их каждый день есть, - ну вот, аппетит испортил.

Вилку кладу, с трудом проглатывая неприлично большой даже для такой невоспитанной женщины кусок, и вытираю ладошки о домашние брюки. Сейчас скажу что-нибудь неприятное...

– Так вот, пока ты не сморозила очередную чушь, я хочу тебе напомнить, - Некрасов обходит стол, стул, на котором сытая Сонька сидит, поджав ноги, и пялится в мультики на моём смартфоне, и наклонившись невыносимо близко к моему уху, шепчет:

– Дети в таком возрасте любого с потрохами сдадут. Даже родную мать.

Вот же ж... Твою дивизию!

– Вот-вот, журналистка хренова, - с пониманием глянув в мои широко распахнутые глаза, Максим пододвигает свой табурет к Сонькиному, переворачивает его, так чтобы устроить локти на спинке, и прежде чем начать свой допрос несколько раз глубоко вздыхает. Господи, и как я сама до этого не додумалась?! Ясно как - я была занята жалостью к самой себе...

– Сонь, так значит, ты любишь лепить?

– Ага, - малышка даже про Лунтика забывает, уставившись на заинтересовавшегося ей отца. А я про себя молю:"Продолжай! К чёрту фигурки из пластилина, к делу переходи!"

– А ещё чем занимаешься? Может, на гимнастику ходишь? Ты же на улице нам показывала...

– Не-а, только на рисование. Правда, мне уже не нравится... О, ещё на танцы ходила! Два раза, но потом мама сказала, что на танцы ходить не получится. Слишком далеко от дома...

– Прям таки далеко?

– Ну да. Там через парк нужно идти, потом ещё на троллейбусе ехать. Ты знаешь что такое троллейбус?
– Сонька оживляется, когда Некрасов косит под дурачка и отрицательно качает головой, и принимается его просвещать.
– Ну папа, это автобус такой! С рогами! Вот такими...

Господи, мы так до утра до сути не доберёмся!

– Сонь, - а значит, включаться нужно! И сама пододвигаюсь ближе, едва не наехав ножкой стула на пушистый кошачий хвост, но на Васькин недовольный возглас не реагирую.
– А может, ты и адрес свой знаешь?

Умная же! Про тигров наслышана, про троллейбусы... А тут всего-то одно название! Ну, пожалуйста...

– Ну да. Я ж не маленькая, вдруг потеряюсь! Меня полицейский найдёт, а куда возвращать будет?
– беспечно пожимает плечами и хватает со стола ещё кусочек хлеба. И жуёт так долго, кажется, целую вечность. Мы с Максом не дышим, а она уже и думать о моём вопросе забыла...