Все и немного больше
Шрифт:
Алфея, одетая в черное платье, оказалась самым близким родственником умершего.
Ее еще острее мучило чувство неполноценности среди представителей клана Койнов, собравшихся в одном месте и в таком количестве.
Она уцепилась за руку Чарльза, прикрываясь сыном, как щитом. К счастью, он унаследовал проклятую уверенность Койнов. (Она никогда не связывала это качество своего сына с Джерри.) Даже под защитой Чарльза Алфее с трудом удавалось демонстрировать свою значительность, с ученым видом рассуждать о Вьетнаме, Давиде Хокни
В пять часов стали разъезжаться, и изготовленные по специальному заказу лимузины зашуршали по мокрому гравию.
Официальный похоронный ритуал закончился. Останки Гарри Каннингхэма, как считалось, нашли вечное пристанище.
Чарльз спросил:
— Ты поедешь завтра в Нью-Йорк?
При одной мысли о том, что она может задержаться в этом мрачном месте дольше положенного времени, Алфея содрогнулась.
— Да, конечно.
— Я возвращаюсь в Калифорнию с бабушкой. — Чарльз опустился в кресло, вытянув перед собой длинные ноги. Лицо его было печальным. После смерти Фирелли дед оставался единственным взрослым мужчиной в его семье. — Завтра.
Комната как-то зловеще покачнулась.
— Чарльз, — сказала она, — не спеши уезжать.
— Но ты выглядишь отлично. Ты всех затмила.
— Это лишь фасад.
Дождь забарабанил по стеклу; поленья в камине корчились и потрескивали.
После некоторых колебаний Чарльз сказал:
— Я обещал бабушке побыть с ней месяц до того, как начну работать. — Он должен был прийти в Нью-Йоркский банк Койнов, который ими полностью контролировался, в начале мая. — Она была растрогана, когда узнала, что я побуду в «Бельведере».
— Я… понимаешь, я верю, что бабушка нуждается в тебе, но она может излить свое горе. А вот я… у меня все внутри закупорено, и я чувствую себя так странно. — Ее глаза подернулись легкой пеленой слез.
Некоторое время Чарльз молчал, затем опустил голову.
— Я обещал также Сари.
Алфея почувствовала кинжальный укол ненависти к Сари. Почему она не называет себя как положено — Сара? Я должна уберечь его от нее.
— Что ж, если обещал, ты должен ехать в Калифорнию.
Чарльз высморкался.
— Может, мне остаться до пятницы?
— Я была бы весьма признательна, Чарльз.
Она пододвинулась к нему, коснулась его плеча.
— К тому времени самое тяжелое для меня будет позади.
Он решительно поднялся.
— Увидимся за обедом.
Оставшись одна, Алфея прислонилась к пышному гобелену, вытканному для папы римского в пятнадцатом веке, и разрыдалась. Она оплакивала не покойного — смерть отца встряхнула ее, привела в смятение.
Алфея положила влажную щеку на обитую шелком ручку кресла и внезапно вспомнила, что на уик-энд в Нью-Йорк прилетит Билли.
Это хорошо, подумала она. Все эти ужасные последние недели я была невероятно чувственной. Я постоянно нуждалась в его возбужденной плоти.
Затем она вспомнила: со мной будет Чарльз, и Билли не сможет у меня остановиться.
— Тебе лучше остановиться в отеле «Плаза», Билли.
— Я мечтаю о твоей кровати.
— Я не могу тебя принять, со мной Чарльз.
— Позволь мне обосноваться в комнате прислуги. Я буду появляться и обслуживать тебя по твоему вызову.
— Билли, не надо ерничать, сегодня я не в состоянии это вынести.
— Разве то, что ты не девушка, будет такой уж сногсшибательной новостью для Чарльза?
Чтобы сохранить все в секрете, она совершила небольшую ночную поездку под дождем и сейчас разговаривала из телефонной будки на станции Техако.
— Мы с тобой пробудем вместе дольше в отеле…
— Разве ты не понимаешь, Алфея, что я лечу в Нью-Йорк, чтобы пробыть с тобой по крайней мере двадцать три часа? Не понимаешь? Я схожу с ума по тебе и до неприличия хочу тебя!
— Гм-м… Нет, я не могу ждать до субботы, — сказала она, вешая трубку.
В субботу Билли открыл дверь своего номера в отеле «Плаза», сел в одно из кресел, почесывая худую голую ногу, и стал смотреть в телевизор, у которого был выключен звук. На экране было море знамен, затем крупным планом показали потрясающего плакатом и что-то энергично выкрикивающего молодого человека.
— Опять демонстрация у Белого дома? — спросила Алфея.
— Именно. Удивительно, как юное поколение страны непатриотично себя ведет, не правда ли?
— Во время второй мировой войны выстраивалась очередь вдоль здания Тихоокеанской электрической компании, чтобы записаться в армию… Там, в Лос-Анджелесе, был центр набора.
— Никсону повезло, что он стал президентом в эти тяжкие времена. Мне следовало бы находиться в Вашингтоне и маршировать вместе с ними, — проговорил Билли, направляясь к телевизору. Картинка дернулась и исчезла.
— Ты не собираешься поцеловать меня?
— Я намерен действовать исключительно платонически, как школьный приятель Чарльза. — Он слегка коснулся губами ее щеки. — Вот в таком духе, миссис Штольц.
— Ты никогда не был нахальным.
— Боже, надо вызвать доктора! Что с тобой? Это смертельно?
Она осторожно села на край кровати.
— Что с тобой, Алфея? Ты выглядишь чем-то озабоченной.
— Мы с самого начала условились, что Чарльз ничего не должен знать.
Он подошел к окну, взялся за раму. Спина его изогнулась, сквозь тенниску проглядывал позвоночник.
— Я знаю, сейчас тебе тяжело, и не собираюсь мучить тебя вопросами, но я все это время сидел здесь и думал о нас с тобой. В наших отношениях есть определенные, причиняющие беспокойство углы. Если ты не заметила сама, скажу, что я по-настоящему зациклился на тебе.