Все мы злодеи

Фуди Аманда

Традиция трагедии

За десять часов до начала турнира Изобель потягивала свой чай «Эрл Грей» — с молоком, без сахара — и смотрела на первую полосу «Илвернатского затмения». У нее в горле стоял комок, который чай не мог убрать.

Полная Убойная Семерка. Шестеро из них скоро будут мертвы. Может быть, с надеждой, от собственной руки Изобель. Статья включала фотографию каждого из них, а также список их близких родственников и их достижений.

Как праздник.

Как некролог.

— Они

уделили больше внимания девчонке Пейн, — пожаловался ее отец с другого конца стола. Он отодвинул в сторону кучу скопившихся грязных тарелок, чтобы освободить место для своего собственного экземпляра газеты. — И этот паренёк Блэр — посмотри на эту рубашку поло. Это превращается в конкурс моды или что-то в этом роде? Что у них у всех есть такого, чего нет у тебя?

— Может быть, репортерам я наскучила, — тупо сказала Изобель.

Он покачал головой и глубоко затянулся сигаретой. — Все эти истории должны были принести тебе спонсорство. У тебя была такая фора, а потом я подумал, знаешь что? Заклинатели — они логичные люди. Когда они увидят, насколько ты талантлива, они выстроятся в очередь у нашей двери. Но они задрали к нам носы.

Он скомкал газету в комок и бросил ее на пол.

— Возможно, это вина твоей матери. Все заклинатели дружат друг с другом. Если они не спонсируют тебя, что ж, это заставляет меня задуматься, вот и все.

Изобель не хотела говорить о своей матери. Они не разговаривали с момента их последней ссоры, и теперь, когда Кровавая Завеса упадет сегодня вечером, Изобель беспокоилась, что у нее может никогда не появиться шанса снова.

Она знала, что не должна так думать. Но это было трудно. С каждым прошедшим днем, когда турнир становился все ближе, Изобель становилась все более напряженной. Она провела месяцы, ненавидя то, как репортеры преследовали ее. Теперь, когда у них было больше чемпионов, на которых можно было зациклиться, она чувствовала себя странно отвергнутой — чувство, которое она знала слишком хорошо. Ни одна из ее эмоций не имела смысла.

— Мама не стала бы саботировать меня, — резко сказала Изобель.

— Ты сказала саботаж, а не я.

Ее отец откинулся на спинку стула и положил ноги на стол. — Твоя подруга Торберн хорошо выросла.

— Эта фотография не Бриони. Это ее сестра, Иннес.

Ее отец никогда не обращал особого внимания на друзей Изобель, но она думала, что он, по крайней мере, узнает

Бриони.

— Ну, это облегчает дело, не так ли? — спросил он с довольным видом.

Изобель не была так уверена в этом. Нет, даже после того, как Бриони предала ее, ей никогда не нравилась мысль о том, чтобы встретиться с ней на турнире. Убийство ее младшей сестры, которая всегда была мила с Изобель, едва ли казалось лучше. И чем больше она смотрела на газету, тем больше каждое из этих лиц казалось ей чьей-то сестрой или братом, дочерью или сыном.

Внезапно что-то внутри нее треснуло. Это не было громко и оглушительно, несмотря на все эти месяцы славы, ужаса и стресса. Вместо этого она была тихой и маленькой, выдавая то, какой она была на самом деле — хрупкой.

— Я не

хочу этого делать, папа, — прошептала она, ее глаза наполнились слезами.

— Что?

Он выковыривал еду из зубов. Он не слышал ее.

— Я не хочу этого делать, — сказала она громче. — Я не хочу быть чемпионом.

Он затушил сигарету в пепельнице.

— Сейчас немного поздно отступать.

— Еще есть время. Чемпионы не вырезают свои имена на Колонне до сегодняшнего вечера. Ты мог бы позвонить дяде Барту и…

— Сказать ему, что моя дочь передумала? Что она повернулась спиной ко всем нам?

Его голос повысился, разносясь по каждому узкому уголку загроможденного дома, и Изобель вжалась в свой стул. — Я знал, что твоя мать что-то задумала. Она не звонила уже несколько дней.

— Я не хочу умирать!

Голос Изобель дрожал, но когда она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, ей показалось, что она задыхается от всего сигаретного дыма. — И я не хочу никого убивать. Я никогда этого не хотела. Я никогда не хотела…

— Ты никогда не хотела быть частью этой семьи, — обвинил он.

— Нет, это было не то, что…

— Ты не можешь выбирать семью, в которой ты родилась.

Он встал и подошел к столу под окном. Его поверхность была покрыта мемориальными открытками, накопленными за годы похорон в Илвернате. Он схватил пригоршню и помахал ими перед ее лицом, извергая пыль в воздух. — Ты знаешь, почему мы собираем магию жизни?

— Потому что, если мы этого не сделаем, это сделает кто-то другой, — тихо ответила Изобель. Она достаточно часто слышала, как ее отец повторял эти слова.

— Потому что раньше мы были великими! Одна из семи великих семей этого города! Возможно, мы не были высокомерными, как Торберны, или скрытными, как Дарроу, или могущественными, как Лоуи, но мы сохранили наше богатство. И наши традиции.

Шипение в его голосе задержалось на последнем слове. — Ты знаешь, мы привыкли с особым уважением относиться к жизни и смерти. Как ты думаешь, почему наши чемпионы часто претендуют на Ориентир Склепа или Реликвию Плаща? Это из-за истории. Это из-за того, кто мы есть.

Изобель не знала, что у ее семьи было какое-то наследие или традиции. Все, что когда-либо приносило ей имя Макаслан, — это презрение, презрение, которое, как она часто чувствовала, они заслуживали.

— Я знаю, что ты думаешь о нас. Всем нравится притворяться, что магия — это звездный свет и лепестки роз, но это не так. Ты можешь найти магию в пустыне. В муравейниках. В трупах. Может быть, это грязные деньги, но именно эти деньги оплачивают твою одежду, твою школу. Ты все еще Макаслан, как бы ты и твоя мать ни пытались это отрицать.

Он бросил карты и ткнул пальцем ей в грудь. Она поморщилась.

— Разве ты не хочешь, чтобы твоя семья снова стала великой? — спросил он ее.

— Я знаю, но…

— Ты действительно думаешь, что я попросил бы тебя об этом, если бы не был уверен, что ты победишь?

Она не думала, точно так же, как знала, что ее мать не саботировала ее шансы на спонсорство заклинателей. Возможно, у ее родителей и были разногласия друг с другом, но ни один из них не позволил бы этому помешать заботиться о ней.