«Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает
Шрифт:
Во втором боевом вылете на нашем бомбардировщике отказал прибор скорости, и на обратном маршруте я определял скорость самолета по давлению встречного потока воздуха на кисть левой руки, высунутой в форточку. После посадки техник Аверин и инженер Пархоменко обнаружили, что трубка от приемника к прибору перебита осколком зенитного снаряда. Трубку быстро починили, и мы снова вылетели бомбить наступающие фашистские войска [33] .
Возвращаясь перед рассветом после третьего вылета, мы обнаружили колонну немецких танков и автомашин на шоссе в пятнадцати километрах от Юхнова. После посадки возбужденные летчики и
33
ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201905, д. 1,лл. 120, 121.
Докладываем об этом начальнику штаба Стороженко. Он нервничает. Командир полка куда-то уехал. Стороженко доложил в штаб ВВС 24-й армии и ВВС Резервного фронта о подходе немецких танков к Юхнову.
В эту ночь восемь экипажей полка совершили двадцать восемь боевых вылетов для ударов по наступающим войскам противника [34] . На рассвете усталые, вместе с летным составом других экипажей, мы ушли спать в деревню Павловку.
В половине седьмого меня разбудил адъютант эскадрильи старший лейтенант Рябов.
34
Там же, оп. 245265, д. 1, лл. 2–3.
— Немецкие танки вышли к нашему аэродрому, — сообщил он.
Быстро поднимаем летный состав эскадрилий и бежим на аэродром. Слышим недалекие выстрелы и разрывы снарядов. Навстречу нам по улице деревни к броду через реку Угру движется непрерывный поток отдельных артиллерийских орудий и повозок с ранеными. Легкораненые солдаты и командиры идут, держась одной рукой за орудия и повозки. Повязки пропитались кровью. На лицах страдание, а в глазах страх фашистского преследования.
В лесу, недалеко от опушки, где были замаскированы наши бомбардировщики, уже собрался технический состав. Укрываясь за стволы толстых деревьев, я вышел на край опушки и по стремянке залез на первый сук сосны. Глазам открылся весь аэродром. На противоположной стороне у летной столовой стояли четырнадцать немецких танков. Три из них изредка стреляли в направлении нашей стоянки самолетов. Снаряды разрывались то в одном, то в другом месте. Время от времени с противоположной стороны аэродрома доносились пулеметные очереди [35] .
35
ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201905, 245265, д. 1, л. 3.
Запыхавшийся стрелок-радист, прибежавший из поселка Климов Завод, где размещался летный состав самолетов ТБ-3, сообщил, что в поселке более двадцати танков и много автомашин с фашистской пехотой и что летный состав убежал в лес на запад от поселка, а ему удалось прибежать сюда. Экипажи трех самолетов Пе-2, прибывшие на аэродром с рассветом, сидели в кабинах самолетов в готовности.
Внезапно над аэродромом появились 15 пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Они с ходу проштурмовали аэродром, а после разворота перестроились в пеленг для бомбометания.
В это время, по собственной инициативе, на двух самолетах Пе-2 взлетели экипажи Гаврилова и Кожевникова. На третьем самолете Пе-2 не запустился мотор, и он стоял размаскированный. Фашистские Ю-87 начали бомбить стоянку самолетов и другие объекты и сразу же зажгли раскрытый самолет Пе-2. Наши стрелки-радисты
36
«Ночные бомбардировщики», газ. «Сталинский сокол» от 19 ноября 1941 г.
После налета, когда весь личный состав собрался, подбежал начальник штаба полка Стороженко и доложил оставшемуся за командира полка майору Барулину о том, что он сообщил по телефону в штаб ВВС 24-й армии и в штаб ВВС фронта в Знаменку о выходе на наш аэродром танков противника. Там ему не поверили. На запрос, куда перелетать полку, если удастся взлететь, назвали один за другим три аэродрома вблизи Вязьмы. Потом приказали срочно перелететь в Гжатск, а затем связь оборвалась.
Горевший самолет Пе-2 демаскировал стоянку, и огонь с немецких танков по самолетам на стоянке усилился.
Техники с самолетов ТБ-3 и группа партизан, которая должна была забрасываться в тыл противника, просили у Барулина выделить летчиков на их самолеты. Барулич отказал им, указав, что наши летчики не умеют пилотировать самолеты ТБ-3, а на вопрос, что же им делать, предложил сжечь самолеты и уходить с техническим составом нашего полка.
Обратившись ко всему личному составу полка, Барулин приказал немедленно размаскировать самолеты, взлететь, нанести бомбовый удар по танкам противника у летной столовой, после чего произвести посадку на Гжатском аэродроме. Командиром группы он назначил командира второй эскадрильи капитана Красночубенко.
Я приказал старшему технику эскадрильи И. И. Углову после взлета бомбардировщиков уничтожить все авиационное имущество и выводить остальной летный и технический состав вместе со штабом полка на восток.
— По самолетам! Взлетать со стоянки по готовности! — подал команду Барулин.
Летный состав и техники бросились к самолетам, но в следующее мгновение несколько снарядов разорвались над бегущими людьми. Все залегли. Появились раненые.
— По самолетам! — снова командует Барулин.
Человек десять вскочили, но после очередных разрывов снарядов снова залегли.
— По самолетам! — срывающимся голосом кричит Барулин, но никто не встает.
Положение становилось критическим. Огонь немецких танков усиливался, и от него могли сгореть все наши самолеты. Кроме того, обнаружив стоянку самолетов по горевшему Пе-2, фашистские танки могли в любой момент подойти вплотную и уничтожить самолеты огнем в упор или разрушить их гусеницами.
Майор Барулин встал с земли, вышел из-за сосны и негромко позвал:
— Командиры эскадрилий, ко мне!
Мы подошли к Барулину и стояли, как и он, под градом осколков, не пригибаясь и не ложась на землю при каждом разрыве снарядов над нами. Последним подошел Красночубенко. Он сломал лодыжку ноги, прыгая от немецких бомб в щель, и шел, сильно хромая, Барулин выждал мгновение, строго посмотрел на нас и скомандовал:
— Командирам эскадрилий поднять личный состав и выполнять приказ. Трусов расстреливать на месте. Выполняйте.
Отойдя шагов на тридцать в сторону, я подал команду: