Все проклятые королевы

Гальего Паула

Семеро хиру взвывают, их крики пронзают мне барабанные перепонки, а мир вокруг становится мягким и размытым.

Звуки глушатся, искажаются, как и крики Евы, её дыхание, её голос.

Она лежит на земле, бледная, тяжело дышит, широко распахнув глаза от изнеможения.

Я теряю её из виду.

Её раскосые глаза растворяются в тумане, тело расплывается, превращается в узоры из света и цвета…

А потом, в этом пустом пространстве, появляется тень.

И её я ясно вижу.

Высокий

силуэт в лохмотьях, тёмных, как сама ночь, в прорехах и порванных швах.

Непропорционально широкие плечи и узкое тело.

И голова.

Череп зверя, уродливый, вытянутый, с закрученными рогами.

Глубоко в круглых глазницах, в белёсой костяной маске, таятся два провала — наполненные тьмой и пустотой.

И когда я вглядываюсь в них, я понимаю, кто стоит передо мной.

Эрио.

Сама смерть.

Его тело — само воплощение ужаса, его фигура леденит кровь, а глаза… Глаза — это врата, два бездонных провала, в которые я падаю, пока мир вокруг меня исчезает.

Передо мной снова встает домик в лесу на закате. Я вижу фигуры матери и отца, их руки, бережно держащие меня. И вот этот мир начинает таять, словно куски краски, беспощадно сдираемые с картины невидимой рукой. Он исчезает, как будто эта возможность больше не существует. Я не понимаю. Не понимаю, но ощущаю: я что-то теряю. Теряю навсегда. Потому что Эрио пришел за мной, и все пути, что могли бы открыться передо мной, теперь поглощены этой бездонной тьмой.

Чья-то рука хватает меня за запястье.

Сначала я слышу голос, потом удается сфокусировать взгляд.

— Девочка, оставь это мне.

Передо мной появляется ведьма с темными волосами. Кайя кладет ладонь мне на руку, и мир медленно возвращается.

— Оставь это мне, — повторяет она. — Забери обратно силу, которую отпустила, иначе она тебя убьет.

Я колеблюсь, но во мне еще теплится самый древний, животный инстинкт — выжить. Он берет верх, и я подчиняюсь. Будто бросив сеть в море, я тяну магию обратно.

И вся сила возвращается ко мне.

Там, среди папоротников, фигура Эрио исчезает.

Воздух становится легче, и я замечаю, что чудовища тоже понимают: они свободны. Они изгибаются, будто пробуждаясь, но прежде, чем хоть одно успевает пошевелиться, Кайя достает три маленьких ножа — размером с большой палец, с толстой основой и острием, способным пронзить что угодно. Она бросает их один за другим, с поразительной быстротой. Два ножа попадают точно в черепа тварей, и те валятся замертво. Третья успевает отскочить в сторону и, развернувшись, издает пронзительный визг.

Кайя поднимает руки, и я снова ощущаю, как воздух наполняется чем-то густым, оставляющим на языке кислый привкус. На этот раз эта сила не моя.

Чудовище бросается на нас одновременно с остальными

четырьмя, и тогда ведьма обрушивает свою мощь.

Гром разрывает небо, Кайя делает резкий, отточенный жест, и в следующий миг земля вздрагивает, будто молния ударила прямо на поляне.

Я вижу, как изгибаются их шеи — и последние хиру падают замертво.

А затем, внезапно, обрушивается ливень.

Я смотрю на Кайю, пытаясь осознать произошедшее, заставляя сердце вновь биться в нормальном ритме, а легкие — снова наполняться воздухом.

Звук дождя — дождя, что струится по деревьям, бьется о землю, камни и листья, — наполняет собой весь мир.

Я перевожу взгляд на тела, на кровь, на ножи…

— Как ты убила их обычным железом? — спрашиваю я. — Это было заклинание?

Вспоминаю, как в первый раз расправилась с хиру. Вспоминаю демонов с Проклятой горы.

— Оно было зачаровано, — отвечает она своим чуть суровым голосом и направляется к поверженным чудовищам, чтобы забрать клинки. — Если заранее наложить чары на оружие, это сэкономит тебе немало времени в бою.

Она встает, и я замечаю, что даже Ева, которая сейчас стряхивает грязь с подола юбки, смотрит на нее с особым вниманием.

Кайя безупречна. Если бы не дождь, ее одежда была бы идеальна, так же, как и ее гладкие, блестящие волосы.

— А остальные? Как… Как ты убила их без последствий? — слова застревают у меня в горле, и я вынуждена сделать глубокий вдох, прежде чем задать следующий вопрос: — Ты Ворон?

Кайя смеется, но смех ее короткий, глухой, без тени веселья.

— Нет, — отвечает она и закатывает левый рукав.

Я не успеваю сдержать вскрик.

Пять глубоких, кровоточащих разрезов опоясывают ее предплечье — будто с нее содрали полосы кожи.

— Черт, — выдыхает Ева.

Я чувствую, как дрожат мои колени.

— Используя нужные природные элементы, — произносит Кайя спокойно, словно речь идет о чем-то будничном, — пара полосок содранной кожи — вполне разумная цена за пять жизней.

Она опускает рукав.

Значит, закон тройного возврата действует и на нее, как и на всех прочих соргин.

— Спасибо, — заставляю себя сказать. — Я не знала, что их может быть так много. Это потому, что мы на Свободных Землях Волков? Потому что здесь разрешено больше черной магии?

Кайя смотрит на меня долгим, оценивающим взглядом, потом переводит его на Еву, у которой, судя по выражению лица, тот же вопрос.

— Вы, девочки, ничего не знаете о ведьмах, да? — произносит наконец она. — Эти истории о злобных соргинак, что практикуют темную магию и в конце концов превращаются в бездушных чудовищ, — ложь, придуманная Львами, чтобы скрыть правду. На самом деле, хиру — их вина.