Всё разрушающий прибой
Шрифт:
— Пора бы починить уже тот забор, Оуэн. — Я переступила порог. Свечи мерцали в столовой справа от меня, на столе был выставлен красивый фарфор. Я остановилась нерешительно на проходе.
Оуэн окинул взглядом столовую.
— Перебор? — неловкий смешок вырвался из его груди.
— Ох, вроде как. Да.
— Я так и думал. — Его глаза немного потускнели. — Следуй за мной.
Он провел нас через столовую, захватывая бокалы для вина, когда мы проходили мимо стола.
— Вина? — предложил он.
— Маленький бокал.
Я
Беспокойная, я прошла в гостиную и начала рассматривать фотографии в рамках на книжной полке. Там было фото Оуэна, школьный снимок со времен, когда ему было десять, и он носил свою любимую футболку в красно-белую полоску. Такой же снимок я когда-то носила в своем бумажнике годами. Это было первое фото с ним, которое он дал мне, сразу после того, как я только переехала в Пасифик-Гроув. Около фото Оуэна стоял снимок его родителей с загоревшими лицами, они позировали в футболках с тропическим принтом перед бирюзово-голубым фоном, растянувшимся далеко до горизонта.
— Как поживают твои родители? — спросила я, ведя светскую беседу, чтобы заполнить тишину.
— Хорошо. — Пробка выскочила. — Разговаривал с мамой утром. Они прилетят в следующем месяце, чтобы посмотреть, что я сделал с этим домом.
— Они не видели еще улучшения?
Я вернула фото на полку, устанавливая рамку на ее место, где не было пыли, и заглянула внутрь маленькой корзинки из тростника. Она была заполнена старыми рыболовецкими приманками. Я их помнила. Сувениры от окуня, которого он поймал, рыбача с папой с пирса на границе залива Монтерей. Какое-то время я простояла здесь, пересматривая приманки и думая о тех днях. Оуэн, ожидающий, пока я вернусь с охоты за стеклом с Каннери Роу (прим. пер — Cannery Row — улица в прибрежной части города Монтерей, Калифорния), затем я, стоящая рядом с Оуэном на причале, пока он ловил рыбу. Шикарная суббота, воспоминания были свежи, как будто это произошло вчера, а не двадцать лет назад.
— Я отправил им фотографии, — объяснил Оуэн. — Я только закончил дом в прошлом месяце.
— Ты работал над своим и бабулиным одновременно?
— Это было не так уж трудно. Моя команда работала над обоими, пока они были здесь. — Он пересек комнату, неся с собой теплый запах леса и душистых пряностей вместе с тяжелым ароматом фруктов в вине. Он протянул мне бокал. Наши пальцы соприкоснулись, и мурашки пробежали по моим рукам.
Другой снимок притянул мое внимание. Маленький мальчик, которого я не узнала.
— Кто это? — указала я на снимок.
Оуэн взглянул на фотографию так, как будто он и забыл, что она стояла на полке. Его улыбка пропала. Он потер шею и отвернулся.
— Оуэн? — мягко подтолкнула я.
— Его звали Энрике.
Звали.
Мальчик с кожей цвета кофе мокко и волосами цвета эспрессо смотрел на меня с улыбкой как у тыквы
— Я познакомился с ним в Тихуане. — Он сделал паузу. — Он жил в детском приюте.
— Что с ним произошло?
— Он утонул.
— Как? — Моя рука задрожала. Я поставила бокал на полку.
Его взгляд метался между мной и снимком, в конце концов, останавился на бокале в его руке. Он сжал другую руку и прижал кулак к губам, так, как он всегда делал, когда чувствовал себя беспокойно или не был уверен в том, как выразить свои чувства.
— Я облажался.
Я втянула немного воздуха. Он был виновен в смерти Энрике?
— Я давно о нем не говорил, — сказал он через мгновенье.
Но я была уверена, что думал он о мальчике каждый день.
Оуэн опустился на кофейный столик и сел на край.
— Бригаде, с которой я работал, было поручено построить новое здание для приюта. По выходным и вечерами мы с парнями работали волонтерами с детьми. Мы играли в кольца в парке, делали мастер-классы. Такого рода вещи. Иногда мы ходили на пляж. — Он остановился, сделав большой глоток вина.
Затем он наклонил голову, и казалось, собрался с духом.
Я села рядом с ним, оставим между нами несколько дюймов, чтобы дать ему пространство, в котором, я чувствовала, он нуждался. Он уперся локтями в колени и расслабил руки. Он повернул голову и посмотрел на меня. Я почти расплакалась от самобичевания, исказившего его лицо. Это было, как смотреть в зеркало. Мое сердце разбилось.
— Я не знаю полную историю Энрике, однако я знаю, что его биологический отец сильно подпортил ему жизнь. У мальчика заняло много времени, чтобы потеплеть ко мне.
— Ты привязался к нему.
Он кивнул.
— Любил его как сына. Я хотел усыновить его.
Я почувствовала необходимость утешить его и положила руку ему на бедро. Мы вместе с ним смотрели на огонь. Щелкающие языки пламени окутали нашу кожу оранжевым свечением, согревая джинсы, прикрывающие мои голени.
Его нога напрягалась под моими пальцами.
— В моей команде был один новый парень. Декс. Дерзкий сукин сын. Всегда пытался переплюнуть меня.
— И ты принял вызов.
Он кивнул.
— Мы закончили проект, и это был наш последний день на пляже с детьми. Декс начал игру в летающую тарелку. Мы разделили детей на команды. Энрике был в моей, и мы выигрывали. Затем внезапно женщина бежит к воде, крича: «он тонет, он тонет! Зовите на помощь, он тонет!»
— Декс и я посчитали детей и, — он сглотнул, — и тогда мы заметили, что Энрике пропал. Всего несколько секунд назад он стоял рядом со мной. — Оуэн указал на пространство около себя, будто заново переживая момент. — Я даже не увидел, как он отошел от меня и зашел в воду.