Все, способные держать оружие… Штурмфогель (сборник)

Лазарчук Андрей Геннадьевич

«1970-е, Центральная и Западная Африка; ретротаксия; 10–15 %; вымирание³/₄населения».

Я попытался вспомнить, что такое ретротаксия, не смог… и вдруг понял, что готов. Это было как кляп. Мозговой кляп. Переполнение. Конечно, оно бы и хотелось узнать, что имел в виду сей хитромудрый отрок, но… Но. Полное и окончательное «но».

Последнюю страницу я все-таки открыл, прочел резюме. Как и ожидал, ни черта не понял. Что читаете, принц? Слова, слова, слова… И ведь знакомые слова. Известные давно. Абсолютно лишенные содержательного смысла…

Кто-то заговорил внизу. Через приоткрытую дверь слова проникали едва. Я расслышал «пора» и «время поджимает». Выключил альбом и сунул его в сумку – на самое дно.

Потирая глаз,

вошла Зойка, села рядом. На ней была все та же зеленоватая растянутая майка.

– Ты только ничего такого не думай, – сказала она тихо и зло. – Ты ни на что не надейся, понял?

– Угу, – кивнул я.

Мы помолчали. Внизу о чем-то всерьез заспорили, но я уже не слушал. Я старательно пытался не смотреть на Зойку и не вдыхать ее запах.

– Я хотела… я хотела стать стервой, чтобы ты… захотел от меня отделаться… был бы счастлив, отделавшись… И это было бы правильно. И я уже совсем решила, что буду стервой. А потом поняла, что не хочу тебя обижать. Но и мучить не хочу. Понимаешь? И я опять не знаю, как быть.

Очаровательно. Она пришла ко мне просить совета. Как тогда, год назад. Из таких идиотов, как мы, следует набивать чучела – потомству в пример. Только вот поделать с этим ничего невозможно, поскольку идиотизм неизлечим…

– Наплюй, – сказал я. – У нас не все шансы дожить даже до вечера.

Она повернула голову ко мне. Она очень красиво поворачивает голову. Я сжал зубы, чтобы не вздохнуть шумно.

– В том-то и дело, – сказала Зойка. – Так вот живешь, живешь, потом раз – и сдох… И все. Мишка, я ведь все понимаю. Я одного не понимаю – почему именно я? За что?

– Просто мне с тобой было хорошо. Только с тобой.

– Как странно. Я ведь… обыкновенная.

Я пожал плечами. У меня было свое мнение на этот счет, но словами оно не выражалось. Хотя я много раз пытался.

– Наверное, ты слишком сложен для меня, – продолжала она. – Я ведь просто дразнила тебя тогда. А потом все зашло слишком далеко. А ты…

Наверное, нам надо было сунуться к каким-нибудь надувалам, воображающим, что им все известно о тайнах душ и писек, – еще тогда, сразу. Нас бы назвали – и мы бы перестали беситься. Но Зойка рулила, а я (назло, наверное) крутил педали. И вот – получилось именно так, а не иначе.

В косяк двери – она так и стояла открытой – стукнули, и появился Валерий Михайлович.

– Проснулись? – улыбнулся он одними губами. – Христос воскрес.

– Воистину воскрес, – согласились мы. Не спорить же с очевидностью.

– Не передумали за ночь?

– Нет.

– Что ж… Тогда займемся подготовкой. Зоя Вячеславовна, я прошу прощения…

– Конечно, – сказала Зойка и встала.

Год 1991

Игорь

17.06. 00 час. 35 мин. Пушкинская набережная, 2, строение 9

– А дом этот тоже им принадлежит? – спросил я, оглядываясь.

Холл на первом этаже, где мы сидели, был великолепен, только обивка немного пострадала.

Феликс испуганно кивнул.

– А где они зарегистрированы? Совет директоров где находится?

– В Каире.

– Тоже хороший город… – Я вздохнул. – «Айфер». «Восторг». Придумали же название… Ладно, давай дальше.

Я продолжал вертеть в руках шприц-тюбик, и Феликс как загипнотизированный не мог оторвать от него взгляд. В тюбике, вообще-то, был промедол, но Феликсу я сказал, что – аббрутин. Дальнейших объяснений не потребовалось, он стал рассказывать все, что знал, и пока я не видел серьезных лакун в его информации.

На фирму «Айфер» Феликс набрел в прошлом году, расследуя по поручению крипо убийство петербургского инженера, подозреваемого в коммерческом шпионаже. Заинтересовавшись некоторыми странностями в делах фирмы, Феликс стал незаметно, но глубоко копать под нее. Выяснилось, что фирма, формально сибирско-российско-египетская, создана на деньги – весьма немалые, восемьсот миллионов золотых марок, – полученные в виде займа у банка «Стахат». Даже не размышляя о причинах такой безумной щедрости банка, останавливаешься перед другим, куда более чудесным феноменом: никто и не помышляет о возврате долга. То есть под видом займа откуда-то эти деньги были перечислены. Далее: собственно коммерческая деятельность фирмы полна тайн и мистификаций: так, например, налог ею выплачен с сумм, в тридцать-пятьдесят раз меньших, чем следовало бы ожидать, исходя из видимых объемов ее оборота. Очень трудно заподозрить налоговое управление Рейха, пусть даже его египетский филиал, в некомпетентности или нечестности. Следовательно, вся – или почти вся – деятельность фирмы фиктивна и прибыли ее берутся вроде как ниоткуда. Кое-что удалось отследить: так, например, внесение на счета фирмы в Кабульском и Пишпекском отделениях все того же банка «Стахат» анонимных взносов в размере от сотен тысяч до миллионов марок. Расходы фирмы

тоже не слишком обычные: так, на счета московской городской и общероссийской канцелярий НСПР перечислено в общей сложности сто сорок миллионов марок. Еще порядка двухсот пятидесяти миллионов ушло по сложным маршрутам, но, очевидно, на те же адреса. Обратил Феликс внимание еще и на то, что в банке «Стахат» некоторые выигрышные счета пользуются особым вниманием фортуны. Например, вклад генерала Шонеберга за время существования фирмы «Айфер» четырежды утраивался – так что к финалу своей карьеры генерал подошел счастливым обладателем трех с лишним миллионов золотых марок, причем, что особенно ценно, законным и легальным их обладателем. В отличие, скажем, от Феликса, который стал обладателем поистине бесценной информации, но обладателем незаконным и нелегальным. Для крипо все это – в силу известных юридических положений о методах расследования – не представляло ни малейшего интереса. И тогда Феликса попутал бес: он решил продать собранные материалы… кому бы вы думали? Самой «Айфер». То есть он решил продемонстрировать им несовершенство их систем безопасности и предложить свои услуги по созданию новых, абсолютно непробиваемых систем. На всякий случай многократно застраховавшись по классическому принципу «мертвой руки», Феликс вышел на контакт со службой безопасности фирмы – и не успел моргнуть, как был скручен, напичкан какой-то дрянью и уложен в небольших сравнительно размеров картонную коробку. В следующее мгновение он уже лежал в железной клетке, подвешенной между полом и потолком (карантин в какой-нибудь из пожизненных тюрем? Очень похоже…), а секундой позже – стоял на зеленом ковре в кабинете человека, который не стал скрывать своего имени и должности: Гейко Николай Павлович, шеф контрразведки Сибири… Мы убедились в вашей искренности, Феликс, сказал Гейко и объяснил Феликсу, что такое аббрутин. Спасибо вам за то, что вы для нас сделали. Это исключительно ценно. Надеюсь на продолжение нашего сотрудничества. Так Феликс стал обладателем земельного участка в Красном Яре, самом престижном пригороде Нового Томска, и десяти миллионов рублей, положенных на его имя в Военно-крестьянский акционерный банк. На следующее утро он уже был в Москве. Через неделю ему полностью обновили аппаратуру, и он занялся тем, что на жаргоне программёров называется «тинтенвольке» – «чернильное облако». Вскоре добраться до каких бы то ни было следов деятельности «Айфер» стало почти невозможно. По ходу дела Феликс получал информацию о все новых и новых операциях фирмы: об отмывании – под весьма значительный процент – денег туранских «конопляных шейхов», о незаконной продаже предприятий и земельных участков в Индии японцам, наконец, о финансировании откровенно террористических формирований в России, Польше, Грузии, Египте, в странах Турана… Феликс предлагал вообще уничтожить эту информацию, но получил строгий приказ: маскировать тщательно, но не уничтожать ни в коем случае. Только тогда он понял истинную цель и смысл деятельности фирмы «Айфер»…

А я сидел и, насилуя свой несчастный мозг, пытался наложить то, что говорил Феликс, на то, что я знал помимо него, и в частности о Гейко Николае Павловиче. С одной стороны, он бессменный шеф контрразведки аж с шестьдесят пятого года, то есть показал себя аполитичным, лояльным специалистом. С другой – все «азиаты» почему-то считают его своим. До сих пор ориентация и политические симпатии того или иного деятеля серьезного практического значения не имели, но сейчас ситуация переменилась. Значит ли это, что Гейко проводит некую свою, независимую от Толстого политику? И вообще – что это за последние перестановки в правительстве? Стоп. Предположим, план Толстого срабатывает, Рейх и Сибирь образуют некий тесный союз, «уральский кордон» рушится, целостность России восстановлена. Троекратное ура, но через некоторое время рвется бомба: оказывается, правительственное ведомство Сибири занимается перекачкой наркомарок в Рейх… Толстой уходит в отставку – ой ли? – его преемник… Нет, как-то это ненадежно и мелкотравчато. С другой стороны, только для компрометации НСПР – партия существует на деньги торговцев наркотиками, ату ее! – слишком громоздко и чрезмерно убедительно. Да еще японские деньги и японские бомбы…

Япония… Япония зависит от сибирской нефти, как наркоман от своего «миттела». Рейх не продаст им ни грамма, пока те не вернут бывшие французские колонии – что почти нереально, Сибирь же берет только золотом, и это для Японии страшно накладно. Союз Сибири и Рейха для нее страшнее атомной войны, а тот сценарий, который изложил мне покойный Кононыхин, рискован, но дает шанс оказаться на коне. И тогда они находят себе союзника в правительстве Толстого… но надо же сделать что-то еще, чтобы оторвать потом Россию от Рейха… атомный взрыв, а потом оболочка от мины будет найдена в другом месте? Замечательно… Кретин, подумал я. Резня, учиненная рейхсвером в Москве! Что еще нужно? Так это значит… что все? Все уже произошло? И – поздно?