Всего лишь измена

Соль Мари

Вита вскинула голову:

— Я не пяная, я ваще не пила! Только винчик!

— Ну, и как оно? — хмыкнул.

Подвинулся, чтобы она могла сесть. Но Витка не села. Она прямиком пошла к краю.

Я резко вскочил:

— Ты сдурела? Убьёшься! — схватил её за руку, куртка скользнула, обнажив её плечи.

— Косенька! — вскрикнула Витка, — Кажеца, я наущилась летать!

— Да ты что? — усадил её рядом с собой, — Ты покажешь мне завтра, когда протрезвеешь.

— Ну, какой же ты нудный! — с обидой сказала она. Села, вытянув ноги, на мой кожаный

«мессенджер», как сейчас говорят.

Я вернул её куртку на место, прикрыл её плечи.

— Какой есть, — буркнул хмуро.

— Кось, — пьяно хмыкнула Витка, икнула, прикрыла ладошками рот, — Я кажеца, втрескалась!

Все огни близлежащих высоток стали мутным пятном у меня в голове.

— Мне тоже так кажется, — выдохнул я. Констатация факта, не более. Может, завтра она протрезвеет и скажет: «Сморозила глупость». А может, и нет!

— Кось! — покачнулась она, — А мы же будем дружить, даже если поженимся?

— Чего? — недопонял.

— Ну! — Витка хмыкнула, — В смысле, найдём свои пары! Детей заведём. Если я выйду замуж, ведь ты не обидишься?

«Взять бы и сбросить тебя с этой крыши», — подумал я. Тут же представил, как делаю это. Вот только… Единственный выход потом — сигануть самому.

— Я буду рад за тебя, — равнодушно соврал.

Витка, вздохнув, прислонилась. Голова опустилась ко мне на плечо. От рыжих волос пахло куревом.

— Я люблю тебя, Кось! — прошептала она, и тут же поправилась, — Только как друга!

— Я тебя тоже как друга люблю, — я вздохнул, наблюдая, как в небе над городом движется яркая точка. Звезда? Вряд ли! Скорее всего, самолёт. Но я всё-таки загадал желание.

«Пускай она станет Шумиловой», — а после, подумав, совсем обнаглел и добавил, — «И родит мне сына». Вот так!

Витка сопела. Спала. Её ноги в туфлях так забавно скрестились. Одна туфелька съехала.

«Золушка, блин», — усмехнулся. Потрогал за пазухой. Коробка с подарком на месте. Вот только сейчас мне дарить её некому. Значит, завтра поздравлю!

— Эй, пьянчужка, вставай! — прошептал и коснулся холодного лба поцелуем.

Витка дёрнулась:

— Кось, это ты? — потянулась. Я помог ей подняться.

— У меня для тебя есть подарок. Только я подарю его завтра, — добавил, закинув портфель на плечо.

— Да? А какой? Ну, скажи! — застонала она.

Я отмахнулся:

— Серёжки. Надеюсь, что их не посеешь!

— Я буду стараца! — вцепилась мне в руку.

Спуск по лестнице дался сложнее. Я практически снял, усадив на плечо. Витка смеялась и шикала. Большей частью сама на себя.

— Сы зумрудами? — проговорила, когда мы спустились.

— Что? — обернулся я к ней.

— Ну, — она прислонилась к стене, собрав собой всю побелку, — Серёжки сы зумрудами?

— Почему с изумрудами? — нахмурился я.

Она достала карманное зеркальце. Непонятно зачем. На площадке всё равно было мало что видно.

— Мне зелёный подходит к глазам! — заявила, таращась в него.

— Изумруды тебе пускай дарит возлюбленный, ясно? — съязвил, — А я просто

друг. Не обязан!

Она как-то странно застыла, мечтательно вскинув глаза к потолку:

— Богачёва Виталина Михална! Правда, звущит?

— Богачёва? — шепнул. Я не слышал подобной фамилии. Кто это? Тот самый чел, с кем она танцевала. Но я зафиксировал в памяти. И собирался узнать о нём всё.

— Пока что ты — Дольская! И ею останешься, если будешь вести себя так! — выдал учительским тоном. И, взяв её за руку, потащил вниз по лестнице, вслед за собой.

Глава 30

На классной доске мелом нарисованы два пересекающихся круга. Точно два обручальных кольца! В одном я пишу сверху вниз «Убеждение», а в другом «Принуждение». Класс позади принуждённо жужжит.

— Итак! — призываю к вниманию, — Что понимается под принуждением?

Отыскав в этом пошлый намёк, кто-то хмыкает. Невзирая на это, я продолжаю вещать:

— Принуждать — это значит, склонять людей к совместной деятельности, ограничивая свободу их выбора. Альтернативным способом стимулирования совместной деятельности будет убеждение. Кто может озвучить мне определение этого слова?

Руку тянет Светлана.

— Да, Моисеева! — делаю жест отвечать.

— Убеждать, значит, склонять людей к совместной деятельности, расширяя свободу их выбора, — декларирует, встав из-за парты.

— Всё верно, — киваю.

Света, слегка покраснев, опускается. Записка её, оставленная между страниц реферата, до сих пор проступает в глазах.

«Вы — мой кумир», — говорит её взгляд. А я отрицаю! Точнее, демонстрирую полный игнор. Для меня все равны. Для меня все — студенты.

— У принуждения — плохая репутация, — говорю, опираясь о стол мягким местом, — Так как большинство из нас считают, что людям должно быть позволено делать то, что они хотят. Кроме того, принуждение предполагает существование власти, а многие из нас автоматически неприязненно реагируют на любые притязания на власть. Но правила дорожного движения, указывающие нам, что следует ехать по правой стороне и останавливаться на красный свет, одновременно и принуждают нас, и расширяют нашу свободу. Свобода наша расширяется потому, что принуждению подвергаются и другие люди. И все мы добираемся, куда нам нужно, быстрее и безопаснее, так как подчиняемся «принуждению» правил дорожного движения.

Далее следует уточнить у студентов, какие примеры из жизни они могут привести, согласно данному фактору. Но меня опережает Синицын. Пытливый студент, но уж больно задиристый!

— Значит, если я убеждаю Кутепову заняться совместной деятельностью, то я расширяю свободу её выбора?

Я уже понимаю, о чём идёт речь. Ну что ещё может вызвать такой резонанс в умах юных парней, как не попытка склонить свою девушку к сексу?

— По сути всё верно, — киваю, крутя в пальцах ручку, — У Кутеповой появляется возможность сделать выбор. Если вы оставляете это право за ней, то это и есть убеждение.