Всего лишь измена

Соль Мари

— Ты Маринку Евсееву видел? — вставляет Андрей.

— Нет, а что? — говорю, набивая рот гречкой.

— Да её разнесло, мама не горюй! — Комаров ловит ложкой пельмешку и целиком отправляет её прямо в рот.

Я вспоминаю того персонажа из сказки «Ночь перед Рождеством». Пузатый Пасюк ел вареники, без помощи рук и приборов. А Дрюня по «складу характера» очень похож на него.

— Уж кто б говорил? — отвечаю.

— Я мужчина, мне можно, — он гладит свой круглый живот. И, незаметно для

посторонних глаз, расстёгивает на пиджаке пару пуговок.

Я вспоминаю Марину Евсееву. Девочку хрупкую, словно звенящий ручей. Многие парни хотели её! А она никому не давала. Но кому-то в итоге дала, раздобрев и став женщиной? Любопытно увидеть, что делает время с другими. Я вроде такой же, как был.

— К тому же, я на вредной работе, — продолжает себя убеждать Комаров, — Вон, недавно судили персону. Мне его адвокат говорит: «Не боишься?». А я отвечаю: «А ты?». Я-то свою работу выполню, как подобает. А вот если ты подкачаешь, то тебе не сдобровать!

— Да, уж, — вздыхаю, — По лезвию бритвы гуляешь, Андрюх!

— Я даже завещание составил, как стал прокурором, — говорит он, понизив голос, — А то мало ли что!

— Да типун тебе! Все мы под Богом ходим, — смеюсь укоризненно.

— Слышь! — озаряется он, — Я чего придумал-то? Своему лоботрясу говорю: «Машину тебе подарю, если институт закончишь». Замотивировал, короче!

— Хорошее дело, — киваю, — Мотивация улучшает производительность труда.

— Хрен она чё улучшит, конечно, — вздыхает приятель, — Но я ещё погляжу! А то ведь могу подарить чё попроще. Вон, шестерёнку ему подарю! Хай гоняет!

— Тогда уж лучше велосипед, — говорю я со знанием дела.

Продолжая вести разговор, мы обедаем. Но, доев, Комаров получает звонок. Достаёт деньги, бегло прощается. Желаем удачи друг другу. И я провожаю его до двери хмурым взглядом.

Когда он уходит, то меня, как ударной волной, подминают тяжёлые мысли. Будто всё это время они ожидали внутри! Я закрываю глаза, опираюсь лицом о ладони. Богачёв? Богачёв! Богачёв. Когда он вернулся? Ведь я был уверен, что он уезжал навсегда. Я не думал о нём, не искал в соцсетях. Просто вычеркнул! Словно боялся будить задремавшее лихо. А оно пробудилось само…

— Вам плохо? — говорит надо мной чей-то тоненький голос, и рука мимолётным касанием трогает локоть.

Я выпрямляюсь. Глаза открываются. Мир вокруг не менялся. Изменился мой внутренний мир! Выходит, она была в курсе, что он снова в Питере? Она общалась с ним у меня за спиной. Возможно, она и сейчас продолжает общаться…

— Всё в порядке, спасибо, — говорю равнодушно, как робот.

Официантка, загрузив на поднос стопку грязной посуды, интересуется:

— Может быть, что-то ещё?

Я тяну носом воздух. В глазах предательски мутно, а на душе так

отвратительно тошно, что жить неохота. Она соврала! Богачёв. Она виделась с ним. Богачёв! Он вернулся.

— А можно стопку водки? — бросаю решительно.

Девушка, слегка удивлённая этим заказом, немного помедлив, кивает:

— Конечно, сейчас принесу.

Уже собираясь уйти, она уточняет:

— Закуску?

— Нет, нет, без закуски, — машу головой.

Выпью залпом. За нас. За любовь.

Глава 31

Я бежал, пропуская ступени, наверх. Двери квартир сменяли друг друга. Найдя нужную, я встал, как вкопанный. И долго переводил дух, упёршись рукой в деревянную створку. Наладив дыхание, я позвонил. Дверь открыла Милана.

В коротеньких шортах и маечке в тон, она смотрелась совсем как девчонка. Начиналась весна. Третий курс института. Мой четвёртый кончался. Я хотел пригласить Виту в парк. Погулять и отметить начало весны.

Но она отшутилась! Мол:

— Буду у Милки. Будем пробовать новый рецепт пирога.

Запаха выпечки я не учуял. Спросил:

— Ты одна?

Милка, державшая пилочку, вяло вздохнула:

— Родоки укатили на днюху к друзьям, отмечать. А чего ты тут делаешь?

Я посмотрел ей за спину, стремясь различить шевеление, присутствие в недрах квартиры кого-то ещё.

— Где она? — выпалил жадно.

Милка насупилась:

— Кто?

— Подруга твоя! — почти прокричал.

Она издала недвусмысленный едкий смешок:

— Ясно, где.

Воздух вышел из лёгких. Я привалился спиной к малой створке, где было написано «Квартира Измайловых». Отец Милы был деревщик. Он работал на мебельной фабрике. И строгал на заказ.

— Проходи! А то соседка, небось, уже дырку протёрла в двери, — прошипела Милана. И буквально втащила меня в коридор.

Я неохотно разулся. Уж очень хотелось отлить! Я ведь почти что бежал. Я отчаянно верил, что встречу здесь Виту. Что они вместе с Милкой готовят пирог. И меня угостят! Для начала, конечно, слегка возмутятся, потом угостят. Я так хотел, чтобы произнесённое ею было правдой. А она… Она просто хотела избавиться!

Когда покинул пределы туалета, Милка на кухне ставила чай. Я собирался сказать, что уйду. Но она удержала меня за рукав, усадила за стол.

— Ты голодный, небось? У меня есть картошка тушёная. Будешь?

Я проглотил набежавшие слюни:

— Неа, спасибо.

— Ну, тогда хотя бы чаю попей! — почти с обидой сказала она.

Улыбнувшись, кивнул:

— Хорошо.

Пока чай закипал, я сидел, размышляя. Вдруг посмотрел на Милану.

Спросил:

— Почему она с ним? — будто Милка могла дать ответ.