Всего лишь измена
Шрифт:
— Хорошо, я спрошу, — успокоил его.
Мы вернулись в квартиру. Толян уже юзал большой двухколоночный магнитофон, пытаясь настроить волну. Заиграл Виктор Цой, и он смачно присвистнул:
— Русский рок рулит! Наливай бухальчик!
Разлили вино по стаканам:
— За Цоя!
— Цой жив!
С ребятами выпили. Девочки дружно вздохнули, качаясь мелодии в такт.
— Если есть в кармане пачка сигарет,
Значит всё не так уж плохо
И билет на самолёт с серебристым крылом
Оставляет на земле лишь тень…
Витка дала нам сполна насладиться. Пацанское радио долго играло, прежде чем голос её объявил:
— Ну, хватит! Давайте уже танцевать?
Девочки были в приятном подпитии. Готовые двигаться, но не готовые дать. Так что Толик плеснул им ещё по глоточку и настроил попсу. Мальчуковая группа играла какую-то песню. Слащавый вокал напевал:
— Вечером тёплым шумит гроза,
Снова вижу я вас вдвоём,
Ты улыбаешься!
В сторону я отвожу глаза,
Что же делаешь ты со мной?
Зачем издеваешься?
Витка вскочила с дивана, потянув за собой остальных. Они трое у нас на глазах стали прыгать и петь в такт мелодии:
— А он тебя целует,
Говорит, что любит!
И ночами обнимает,
К сердцу прижимает!
А я мучаюсь от боли
Со своей любовью,
Фотографии в альбоме
О тебе напомнят,
О тебе…
«Серьёзно?», — подумал, вставая. Ведь он же поёт про меня! Я покинул «танцпол» и закрылся в туалете. Хотел открутить крышку, вылить духи в унитаз. Или вытереть щёткой внутри унитаза. Вот только я не был уверен, какой чистит он?
Я так ненавидел его в тот момент. А из зала играло:
— Я ж тебя так любил, так любил,
Думал, что ты ждала меня,
Но что же ты сделала?
Я ж тебя так любил, так любил,
А теперь потерял тебя…
И снова припев, который они пели вместе, втроём. И громче всех его пела она, Виталина. Как будто специально, пытаясь усилить мою без того нестерпимую боль.
Вышел молча, свернув не в набитый людьми
— Кось, ты чего тут стоишь? — послышалось сзади.
Я вздрогнул. Её появление было таким неожиданным. Я даже подумал, уж не сказал ли я что-нибудь вслух?
— Да так, — отмахнулся.
Она подошла, прислонилась к плечу:
— А мне папа недавно писал, представляешь?
— Серьёзно? — спросил, глядя сверху на то, как дрожат её веки.
— Ага, — усмехнулась она, — Приглашал в свой израильский дом. У него будет сын.
— Ого! От той бабы, от новой жены? — уточнил я. Хотя итак было ясно. Их папа уехал и жил где-то там, далеко, в Тель-Авиве.
— Да, естественно, — Вита кивнула, а затем, помолчав, добавила, — Интересно, он будет делать ему обрезание?
— А он что, иудей? — я нахмурился.
— Нет, православный. Но там обратился. Он стал Михаэлем. Так что, я теперь Виталина Михаэлевна, — она рассмеялась, качнув головой, — Мама сказала, что он такой же еврей, как она балерина.
Я представил Анфису Павловну в пачке на сцене и тоже не смог сдержать смех.
— Кость, — вдруг сказала Виталя, и сжала мой локоть, — А ты не уедешь?
— А с чего я вдруг должен уехать? — спросил настороженно. Витка как будто читала меня, как открытую книгу. А я вот её никогда не умел прочитать.
— Ну, так, — пожала она плечами, — Мало ли.
— Слушай, хотел уточнить? — перевёл тему, вовремя вспомнив о главном, — Милка одна, или с кем-то встречается?
Виталина задрала лицо, так внимательно глядя в меня.
— Ты почему спрашиваешь? — пальцы впились мне в локоть.
Я увидел… А, может быть, мне померещилось? Ревность мелькнула в зелёных глазах.
— Да это Михон попросил, — поспешил убедить. Хотя так и хотелось ответить, что я для себя.
Вита мгновенно расслабилась. Хмыкнула:
— Милка почти не бывает одна. Она всё время с кем-то встречается. Вот, к примеру, недавно сказала, что у неё был, чуть ли не лучший секс в её жизни. С одним старшекурсником. Я всё пытала, ну с кем? А она не колется! Брешет, наверно.
— Понятно, — самодовольно оскалился я, вспоминая, как Мила стонала, когда я был в ней. И чуть-чуть полегчало, когда я подумал об этом сейчас, стоя рядом с Виталей, — Ну, так что мне Дымцову сказать?
— Что Милана свободна, — ответила Витка, — Даже прикольно на них посмотреть в роли пары. Скажи?
Я кивнул. Ощутил её близость острее. И понял, что мысль об отъезде исчезла. Когда она была рядом, я плыл. И готов был простить, что угодно. А когда её не было рядом, страдал и мечтал, что смогу без неё.