Вселенский расконвой

Разумовский Феликс

– Читай по губам, Сема, – с ухмылочкой подмигнул ему Серафим, – про любовь поет. Да, хорош бабец, в теле, жаль только, ее не пощупаешь. А вообще арабки, доложу я вам, вещь, особенно с правильным прикусом [125] . Такую напоить, приласкать, не спеша насадить на фаллос…

– А, братишка, привет, давно не слышались. – Бродов тем временем задействовал скремблер, активизировал линию, прижал трубку к уху. – Да, депешу получили, полное дерьмо, к тому же собачье. Что? Хрен с ней? Большой и толстый? Уже не до нее? Что? Как? Да ну? Вот это да! Бля! Ну ладно, озадачил, бывай.

125

Посвященные

полагают, что краеугольным камнем женской сексуальности является особый прикус. В древности, выбирая девственницу в гарем, ей давали укусить палец.

– Что, неприятности? – поинтересовался Серафим, сплюнул и с философской индифферентностью изрек: – Брось, мон шер. Плюнь, разотри. Сегодня просто неудачный день. А не пойти ли лучше выпить еще водки?

– Да, Сима, неприятности, – хмуро посмотрел на него Бродов. – И в первую очередь у тебя. Ну-ка признавайся, кайся как на духу, когда последний раз Верку драл? Смотри, брат, не ошибись, сосредоточься.

На душе у него было муторно – пришла беда – растворяй ворота, все это дерьмо только начинается.

– Этого еще только не хватало, – Потрошитель побледнел. – Так-с, дай бог памяти… Катька… Зойка… Людка… Шалава эта рыжая… Агидель… Ларка… Нинка… Кэт… Ну, еще Софа Чемодан, Верка-Вырви-Глаз, Анька-Гюльчатай… Кажись, все… Да, точно, кажись, все. Нет, сука, бля буду, Нинку забыл. Нинку, Маринку и Галку Простыню. Вот с такой жопой… В общем, если сразу так навскидку, Верку я не пользовал три дня. Ну, может быть, четыре. Да, точно, помню, трахал ее в ночь на среду. А вот какой секс у нас был, опасный или нет, уже, хоть убей, не помню. Да, точно, не помню. Точнее, ее, суку драную, прибить надо… Ну что, Даня, побегу я, пожалуй, в аптеку. Спинным мозгом чую, что это сифон.

– Значит, говоришь, в ночь на среду? – повторил Бродов, хмыкнул и посмотрел на Серафима, приготовившегося к худшему, с явным облегчением. – Ну, брат, а ведь ты в рубашке родился. Можно сказать, под счастливой звездой. А вот у нашего орионского друга Гирда большие неприятности. В канализации его нашли, на Петроградке, сегодня утром. Случай помог. Нашли без почек, гениталий и желудка, с трупными пятнами четырехдневной давности.

– Что? – не сдержал эмоций Серафим. – Гирд в канализации? Без яиц? А кто же, блин, с нами тогда летел в Египет?

– Хороший вопрос, ребром. Не в бровь, а в глаз. – Бродов встал, кивнул, сделал круг по номеру и довел информацию, полученную от Джонни. Она не радовала. Гирда нашли случайно, спасибо лопнувшей трубе. Аварийщики вызвали милицию, та, немного подумав, – органы покомпетентнее. Это вам не шуточки-прибауточки и не Машку за ляжку, а негр в канализации без яиц и мозгов. В общем, уже к полудню дело дошло до Большого Собака – тело было исследовано, подвергнуто генной экспертизе, и та с уверенностью констатировала: да, это доктор Гирд из Псисектора Ориона. Проверенный Колонизатор, Потомственный Субветеран, Член Галактического Совета, Герой Последнего Трансперехода. И коню было ясно, что надвигался скандал и что меры принимать следует жестко, энергично и без намека на паузу. Ну, а если коню, то Большому-то Собаку и подавно, к обеду он знал все. Всю неприкрытую правду жизни, вернее, смерти. Выяснил, что подался к богу не один лишь доктор Гирд, третьего дня сыграла в ящик и майорша Вера Давалова, мастерски подложенная нашими органами под разрабатываемого ими криминала Серафима. Погибла она на задании и на очень странный манер,

похоже, стреляли ей в спину.

– Господи ты боже мой. Богородица. Святые угодники. – Потрошитель сел, достал сигару, с жадностью, не отрезая кончик, закурил. – Даня, это ведь репты. Голову даю на отсечение, они. Причем не простые, из Касты Избранных, те, которые способны менять форму. Суки. Ну да, точно, это они убили наших, а потом заделались под них. Со всеми, блин, анатомическими подробностями.

– Правда твоя, Сима, все верно говоришь, – вытащил «Стюардессу» из кармана Небаба. – Кобелек-то наш так мне давеча и сказал: «Эх, Сема, что-то мне совсем не нравится этот черный. И эта сука блондинка». Теперь уже покойная. Ишь, был прав, словно в воду глядел. Жаль только не уберегся сам. Аллах, не допусти, чтобы вслед за блондинкой… А еще жаль, Сима, что не трахнул ты этого репта избранного. Ну того, что под блондинку закосил.

– Ой, Сема, ты не понимаешь. От этих тварей нужно держаться подальше. Во всяком случае на расстоянии их гребаных яйцекладов. – Потрошитель вздохнул, глубоко затянулся, и лицо его выразило омерзение. – Ублюдки, мать их. Всех их, всех из модулированного бластера прямой наводкой… А лучше…

В это время опять раздалась песня про «Варяга», до крайности геройская, но уже несколько приевшаяся.

– Так, – сделался мрачен Бродов, взялся за трубу, помрачнел еще больше. – Да, это я, Данила, сын Глеба. Да, здесь. Момент. – Посмотрел на Серафима, коротко вздохнул и протянул мобильник. – Тебя.

Ему уже было ясно на сто процентов, что отдохнуть с дорожки сегодня не придется.

– Алле? – взял мобильник Серафим, молча послушал, побледнел, как мел, и неожиданно вступил в приятное общение – гортанно-резко, почти что фальцетом. Словно пел а капелла йодлем какую-то тирольскую песню. Песню о главном.

Впрочем, солировал он недолго – резко отключился, сел, растерянно посмотрел на Данилу.

– Это Гвар. Хочет встретиться. Немедленно. Ну сегодня и денек.

– По душам поговорить? Насчет взрыва в Питере? – усмехнулся Бродов. – Интересно, откуда у него мой номер?

– Это я первым делом спросил. – Потрошитель вспомнил про свою сигару. – Говорит, по телефону позвонили, женским приятным голосом. Очень сексуальным.

– Ах, значит, женским, очень сексуальным голосом, – вспомнил сразу Данила про Дорну. – Слушай, Сима, а может, это провокация? Нетривиальный, рассчитанный ход? Конем? Прямо в дамки? Или по голове? Не устраивает твой бывший шеф засаду? Не роет яму? Не ставит капкан? Денек-то нынче сам знаешь какой – хреновый. Очень даже.

– Он звонил из сортира в самолете. Летит из Токио. – Потрошитель задумался, посмотрел на потолок, медленно очертил концом сигары замысловатую кривую. – Покойной бабушкой клянется, что с добрыми намерениями. И знаешь, Даня, я почему-то ему верю. В голосе у его больше не слышно фальши. А ты как думаешь, Сема? Не обманет? В душу не наплюет?

– Я-то, – подал голос Небаба, – думаю, намерения у него серьезные, раз из Токио летит. Ты ведь для него дороже той самой бабушки – четыре тыщи лет бил и не убил, ненависть и любовь – две стороны одной медали. Не, не наплюет и не обманет. А если даже что, мы его из «Светлячка». Вместе, прости меня Аллах, с Каирским аэропортом.

– Так, – начал действовать Бродов, встал и двинулся к тумбочке с телефоном с гостиничным телефоном. – Как там насчет самолетов из Токио?

Но в это время дал о себе знать его собственный – сидящим уже глубоко в печенках гимном о «Варяге». Звонил братец Джонни, с радостным известием, касающимся пошинкованных гадов.