Встречь Солнца
Шрифт:
— Теперь бульдозеристом на участке. Учеником, правда, пока.
— Нет, вы посмотрите на него! Человек имеет такую специальность, а ходит в учениках! Да ты знаешь, как нам люди нужны? К нам, к нам! И никаких разговоров.
Подобный вариант никогда раньше не приходил Сергею в голову. Он растерянно посмотрел на Катю и в ее обрадованном взгляде прочел свой ответ на это неожиданное предложение.
— Но, — нерешительно возразил он, — ведь там тоже нужны люди.
— Здесь нужнее. И вообще, предоставим руководству прииска решить этот
— Я подумаю еще…
— Что ж, думать никому не возбраняется. А я все же с начальством поговорю. Ну а теперь пошли. Катюше в постель надо.
Сергей взглянул на Катю. Она утвердительно кивнула ему: так надо.
Сергей быстро шагал по хорошо знакомой таежной тропе на участок, окрыленный сделанным им открытием — он не безразличен Кате. От его внимания не ускользнуло, как растерялась и смутилась она, когда в комнату вошел начальник, как обрадовалась, когда ему предложили перейти на работу в связь!
В связь… Конечно, это было бы здорово — быть все время рядом с Катей, видеть ее, когда захочешь, слышать ее голос, пусть даже иногда спорить.
В какое-то мгновение у него мелькнула мысль, что с переходом на телефонный узел он сменит промерзшую палатку на благоустроенное общежитие, что на новой работе у него не будет так ломить по вечерам руки и спину… И еще об одном: а как же ребята? Что скажут они? Григорий, Кротов, Саркис… Особенно Григорий. И еще Александр Павлович…
Но эти мысли тотчас же исчезли и осталась одна — о Кате. Все остальное: ядреный мороз, еле угадываемая тропа под ногами, Серебряная пыль Млечного Пути, его товарищи — были сейчас как бы не для него и вне его.
Катя… Добрая, красивая, жизнелюбивая. Он и до этого вечера мог бы признаться себе, что она ему очень нравится. Вероятно, это неопределенное «нравится» и было тем скрытым чувством, которое поднялось вдруг с ликующей силой, едва лишь услышав в Катюшином сердце желанный отклик.
Большую часть пути Сергей шел в безраздельной власти этого чувства. Но путь оказался достаточно длинным, и в конце концов в мыслях Сергея зазвучали и другие нотки — сомнения и тревоги. И действительно, разве не могли вспыхнуть ее щеки из опасения, как бы начальник не подумал, что у нее есть что-то общее с ним, Сергеем? Но как не похоже это на Катю! А почему не похоже? Разве она давала ему повод? Конечно, это все результат его разыгравшегося воображения, и незачем растравлять себя надеждами.
С тяжелым грузом вошел в палатку Сергей. И всю ночь этот тяжкий груз не давал ему заснуть. Он ворочался с боку на бок, вставал, подолгу сидел у печки, курил папиросу за папиросой и машинально, думая о своем, бросал и бросал в нее коротко напиленные чурки. Ребята спали как убитые.
А утром Григорий шепнул ему шутливо:
— До чего горяча эта самая любовь, всю-то ноченьку в палатке такая жара стояла…
Обиделся Сергей, и получилось так, что даже лучшему другу ничего не поведал о своих радостях и сомнениях. А через день пришел
Первым о нем узнал даже не Сергей, а Саркис, который и принес эту весть из конторы участка в палатку.
— Как же так, а?! — недоумевающе обращался он то к одному, то к другому. — Что же это получается: когда захотел, тогда и ушел? А работа как? Что, теперь Полищук и Вересов вдвоем на трех машинах работать будут, да?!
В палатке воцарилось гнетущее молчание. Сергей, сидя на нарах и наклонив голову, исподлобья наблюдал за товарищами: что скажут?
Молчание прервал Василий Кротов.
— Пусть уходит, — сказал он, не глядя на Сергея. — Это лучше, чем если мы когда-нибудь обнаружим, что на одном из бульдозеров нет машиниста.
Сергей резко встал.
— Так что же я, по-твоему, дезертировать могу, да? — с вызовом глядя на комсорга, спросил он.
— Уходи, — твердо сказал Кротов.
Сергей растерялся, посмотрел на одного, другого и остановил свой взгляд на Григории, словно спрашивая: ну, а ты? Что скажешь ты, друг?
Григорий торопливо заговорил:
— Погодите, ребята. Может, это и не он вовсе. Может, он не хотел. Девушка у него там, на прииске…
Из дальнего, самого темного угла палатки, присвистнув многозначительно, отозвался Васька Клыков:
— Вот теперь все ясненько, — и пропел: — «Позади их слышен ропот: нас на бабу променял…»
Сергей рванулся на голос, но Григорий схватил его за куртку.
— Погоди! Рассказывай давай.
Но Васька был уже на ногах и с вызывающим видом надвигался на Сергея.
— Одну минутку, — сквозь зубы цедил он. — Может быть, мы с товарищем выйдем на воздух, чтобы не сокрушать здесь мебель?
— Сядь, — строго сказал Григорий. — Сядь!
Васька не сел, но отодвинулся в сторону, ворча что-то себе под нос.
— Говори, — снова потребовал Григорий у Сергея.
Но Сергеем уже руководила только обида. Сбросив со своего плеча руку друга, он кинулся к нарам и стал в беспорядке швырять в вещевой мешок бритвенный прибор, мыльницу, теплые носки…
Все молчали. Саркис полез на свое место, дотянулся до изголовья и достал книгу.
— Не забудь. Твоя, — положил он ее перед Сергеем.
— Смотри-ка, «Молодая гвардия», — разглядел Васька. — Какие книжки читает, а?!
Ребята расступились в молчании, давая Сергею дорогу. Только уже переступив порог, он услышал взволнованный голос Григория:
— Нельзя же так, ребята…
Еще минуту спустя, когда Сергей уже вышел на тропу, ведущую к прииску, тот же голос окликнул его сзади:
— Сережа!..
Сергей не оглянулся.
Катя жмурилась — от солнца, от ослепительного белого снега, от лукавой улыбки. И Сергей никак не мог перехватить ее взгляд. А ему так было нужно прочесть в этом взгляде что-то очень-очень важное. Именно сегодня, сейчас!..