Встречь Солнца

Некрасов Борис Владимирович

Но Рокотов решил разобраться в этой истории сегодня же.

— Черт с ним, — сказал он, — пусть зайдет ко мне.

Сергей вернулся в палатку и, с опаской поглядывая на Васькину спину, поманил пальцем Кротова. Комсорг выслушал его и предложил Ваське:

— Слушай, приятель. Начальник участка тебя просит. Сходил бы.

Васька оглянулся, понимающе хмыкнул. Намотал портянку, надел валенки, встал и спросил насмешливо:

— Конвой будет?

— Иди, иди. Сам не заблудишься, — Кротов подождал, пока Васька вышел, и сказал Сергею: — Плохо

ты сделал, Сорокин. Шум зря поднял, к начальнику бегал. Самим сначала надо разобраться.

Сергей вспылил:

— А чего тут разбираться? Не знаешь ничего, вот и строишь из себя Макаренко. До нас еще милиция разобралась. На машине, с большим почетом встретили в самом порту.

— Ну, милиция тоже иногда ошибается. Может, там и в самом деле разобрались, потому и отпустили. А ты человека обидел.

— Ну да, его обидишь! Если он и выкрутился как-то, все равно ему верить нельзя. Прошлое-то у него какое, а?

Разгорелся спор. Кротова поддержала бригада — все шесть человек. Маленький, юркий Саркис Аромян презрительно сказал:

— Прошлое, говоришь? Скажите, какой непримиримый нашелся! Государство человека на дорогу ставит, вперед, говорит, иди и забудь свое прошлое! Потому что сзади темно, а впереди — свет. Это страна так говорит. А ты кто такой?!

Григорий участия в споре не принимал. Он думал, что в общем, конечно, ребята правы. Но Ваське Григорий не верил.

— Постойте, — перебил он спорящих. — Что это там?

Они прислушались. Из палатки начальника участка доносились взрывы дружного хохота.

А там смеялись над Васькиным рассказом.

— Устроились это мы потихоньку в уголке и решили играть по маленькой, чтобы без лишнего азарту. Ну, банкую я, а сзади один тип из пятого купейного нашептывает: идите на все, идите на все! Я, говорит, за половину отвечаю. И, представьте, проигрываю я, как последний младенец. Ну, думаю, сейчас этот тип из пятого сядет играть. И верно, получил он свою половину и усаживается на чужой чемодан. Попытаю, говорит, счастья. Ох, и везло этому интеллигенту! Я еще выкрутился кое-как, а малый один, так тот, я думал, ладошкой прикрываясь, из поезда выйдет. Покраснел он и говорит интеллигенту: вы меня простите, товарищ. Рублей пятьдесят у меня осталось. Вы оставьте мне свой адрес, я вам через три-четыре дня обязательно пришлю.

А он, пижон этот, улыбается кисло и руками разводит: ничего не могу поделать — положено платить. Ах ты, думаю, гнида! Ты же трико «экстра» и велюровую шляпу носишь, в купе едешь — и жмотничаешь? Ну погоди, я тебе устрою! Беру я долг того парня на себя, записал он адресок мой — чистую липу, конечно, — повеселел сразу и слез: он до Биры ехал. А пижон тот, будьте уверены, до Хабаровска у меня на крючке был. И каким же он любезным мужчиной оказался! Может быть, говорит, мне адресочек оставите, а то я в затруднительном положении сейчас и денег свободных нет. Ну, я кислую рожу тоже умею делать и говорю ему: зачем же ждать, если можно попросить денег у супруги. Побелел он и поклялся,

что рассчитается со мной натурой. Столковались на плаще и шляпе плюс двадцать наличными.

Потом, ясное дело, перед женой оправдываться надо было, он и трепанул ей, что украли, мол, плащ и шляпу. Та — хвать его за рукав и в железнодорожную милицию. А он помалкивает: в его положении что скажешь? Ну, а приметы мои известные. Вот и подготовили мне торжественную встречу с почетным караулом…

В палатке начальника участка, конечно, никто больше не спал. Вылез из-под кучи шуб и телогреек механик, поднялся и Матвей Прохоров, видимо, разговоры о том, что поднять спящего горного мастера можно, только взорвав его навыброс, были преувеличены.

— Видали? — сказал механик. — Еще один Робин Гуд — защитник обездоленных. Только у того на вооружении лук и стрелы были, а у этого — туз и десятка.

— Два туза тоже подходят, — уточнил Васька.

Рокотов спросил:

— Так чего ты ребятам голову морочил? Рассказал бы, как дело было, и все. Карты тоже работа не из благородных, но все-таки…

Васька сдвинул брови.

— Не получится у меня разговору с твоими ребятами. Я себя у прокурора лучше чувствую. Переночую и подамся обратно на прииск, пусть на другой участок шлют.

— Обиделся?

— Не котенок я, чтобы меня каждый мордой в дерьмо тыкал.

Матвей положил свою большую ладонь Ваське на колено.

— Так ты что же, приятель, считаешь, что пакостить можно, а нюхают пусть другие?

Васька сбросил его руку и встал.

— Комсомольцам свои лекции читай, они привыкли.

— Дурак, — спокойно сказал Прохоров и тоже встал. — Ты мне скажи: когда сидел?

— Пять лет как освободился.

— А сидел долго?

— С меня хватит. Да чего ты ко мне привязался, как анкета?

— Погоди, ты когда-нибудь про Мотьку Комля слышал?

— Еще бы!

— Так это — не я.

Васька критически оглядел несуразную фигуру Прохорова и с беспощадной иронией сказал:

— Догадываюсь.

— Ничего ты не догадываешься. Мозги у тебя набекрень. Это сейчас не я, а был я.

— Иди ты! Комель? — недоверчиво переспросил Васька.

— Вот тебе и иди ты. И вот что я тебе скажу, парень. Я прошлого своего боялся, пока с ним до конца не расстался. А теперь мне бояться нечего. Хвастать им не люблю — нечем, а скрывать не считаю нужным. Может быть, на меня глядя, кто-нибудь и свою судьбу поправит.

— Я, например?

— Может, и ты. Если захочешь.

— Вот именно. А если не захочу?

— Дураком помрешь, значит.

— Без значка? — Васька ткнул пальцем в грудь Матвея, где виднелся значок отличника социалистического соревнования. — Ничего, некоторые и без него помирают вполне нормально. Ну, ладно, спать пора, — с нарочитым равнодушием зевнул он. — Очень рад был познакомиться с такой знаменитостью. Жаль, что не собираю автографов.

— Не дал бы я тебе автографа. По недоверию. Ну а картишки у тебя есть?