Вторая и последующие жизни (сборник)
Шрифт:
…Как ночь прошла — не помню. Но голова не болит, ум ясный и похмелиться не тянет. Значит, все правильно мы вчера сделали. Вовремя остановились.
Вижу друг мой какой-то не такой. Не в себе что ли…
— Ты ночью как? — спрашивает Мефодий — спал?
— Спал, — отвечаю. — Аки младенец. А ты что, по девкам что ли шлялся?
— И не слыхал ничего? — допытывается Мефодий внимания на мою подначку не обращая.
— Да что с тобой, Мефодий? — спрашивая я уже озабоченно. — Случилось
Засмущался тут Мефодий, покраснел, как красна девица и говорит нехотя.
— Ты знаешь, морока какая-то на меня нашла. — Всю ночь вполглаза спал. Все казалось, бегает кто-то вокруг лагеря и кричит: «Товарищи! Товарищи!» И жалобно так, аж сердце заходится.
— Это у тебя от переедания, — отвечаю я ему. — А может быть ты «Максимку» на ночь почитал?
— Какого еще «Максимку»?
— Писателя Станюковича произведение, — говорю, — Ка Эм.
— Да нет, — досадливо отмахнулся Мефодий, — ты ж меня знаешь: я на охоте серьезной литературы в руки не беру. Так… Сказочки почитываю.
Так идем мы, о литературе беседуем до первого выхода из лагеря. Защиту отключили. Вышли за охраняемый периметр и тут кусты раздвигаются и навстречу нам выходит красавец лев. И на морде его написано редко встречающееся в мире животных выражение неописуемой радости.
— Стой приятель, — говорит ему Мефодий. Спокойно говорит, ибо чувствует, что я позади не просто так стою, а на льва все три своих ствола направил.
— Я тебе не девочка Элли, а приятель мой не Тотошка.
Сразу стало ясно какие это он сказочки на ночь глядя почитывает.
А лев, вместо того чтоб зарычать и прыгнуть или, на худой конец убежать, вдруг открывает пасть и говорит:
— Товарищи!
Согласитесь — услышать такое ото льва довольно неожиданно. А он, собака, на этом не останавливается.
— Родные мои, — говорит. Тут Мефодий от неожиданности садится на землю. Рядом со мной. Я-то сел сразу как «товарищи» услышал.
— Сколько же я вас ждал, — продолжает зверь, но уже всхлипывая. Сидим мы с Мефодием обалдевшие до крайности, но стволы держим прямо, согласно третьего параграфа Охотничьего устава, в зверя целим… Видя наше обалдение тот улегся шагах в 20-ти и говорит миролюбиво.
— Вы б, товарищи, ружьишки бы в сторонку куда-нибудь направили.
— Ну-ка, Савва, — говорит тогда Мефодий. — Ущипни-ка меня, а то мне тут черти что кажется.
— И не проси, Мефодий, — отвечаю я. — Не могу я устав нарушать. Хищник в десяти шагах. По уставу не могу я ружье опустить. Я зверя на мушке держу.
Лев встрепенулся и спрашивает.
— У вас какие-то затруднения, товарищи? Если хотите, могу вас оцарапать.
— Нет, спасибо, — машинально отвечает Мефодий. Тут его слегка отпустило. На меня глазом покосился и объясняет.
— Про говорящих птиц знаю. С одним таким попугаем можно сказать, лично знаком,
— Нет, — возражаю ему я — Это все галлюцинация. Мы с тобой видно пыльцой надышались. Сейчас кленник зацвел вот нас и придавило не по детски…
Лев тут поднялся, раздраженно себя хвостом по бокам хлестнул, взрыкнул.
— Вот, — довольно говорит Мефодий. — А вот и отпускать нас стало. Тут, главное продышаться…
Но тут хищник снова на человеческий язык перешел.
— Ничего странного, товарищи, тут не происходит. Я такой же человек, как и вы.
Со стороны льва это было очень смелое заявление. С минуту молчали мы, друг друга разглядывая.
— Да ну, — сказал, наконец, Мефодий, потому как молчать — не важно, человек там или это говорящий попугай в львиную шкуру нарядился — стало уж вовсе неприлично. Видно, что ничего умнее ему голову в тот момент не пришло. И я его, между прочим, не осуждаю. У меня от нашего разговора тоже в голове, хоть шаром покати.
— Вы лучше объясните, что тут у нас происходит? А то я вот-вот в вас стрелять начну.
— Охотно, — говорит хищник. — Начну с того, что представлюсь. Я — Казимир Львович Железобетонный. Ученый зоолог. Член-корреспондент и прочая, прочая… Визитку я вам как-нибудь в другой раз покажу. Нахожусь тут в творческом отпуске. То, что вы видите…
Он эдак брезгливо махнул хвостом.
— Охотничий скафандр новейшего типа, который я изобрел и опробовал.
Лев умолк.
— И? — подбодрил его я.
— И вот — непоследовательно продолжил лев — я тут. Перед вами. Комарами кусанный, оводами жаленный. Во все своей неприглядности.
Он выпустил когти и снова втянул их обратно. На него самого это почему-то подействовало куда как сильнее, чем на нас. Его, беднягу, даже передернуло.
— Ну и нажали бы кнопочку…
— Кнопочку?
— Ну, расстегнули бы скафандр. Или он у вас на «молнии»? Так тоже не велик труд.
— Да, черт возьми, сняли бы вы с себя эту шкуру как-нибудь, — присоединился ко мне Мефодий.
— В том-то и беда, что не могу… Тут не пуговка и не кнопочка. Там кодовый замок!
— И? — снова спрашиваю я, чувствуя, что толи профессор крутит что-то то ли мы чего-то не понимаем. — Вы что, код забыли?
— Да нет, какой там «забыл». Там код простой — первые пять цифр числа «пи».
Мы переглянулись с Мефодием. Вот оно ученое семя. Нет бы что-нибудь простое вроде раз, два, три, четыре… Ему экзотику подавай… Ну вот и хлебай свою экзотику заумную.
— Нажать на кнопки не могу. Лапа слишком толстая!
Смотрим мы друг на друга с товарищем, но молчим.
— Ну что, — спрашивает, наконец, Самопал, — поверим мы этому перерожденцу?
Посмотрел я на это чудо оценивающе, одним глазом. С одной стороны говорящий лев — вот он, во всей красе, а с другой кленник-то все-таки цветет.