Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья
Шрифт:
— Лежи спокойно, дура, а то ещё разочек прилетит. Не посмотрю, что женщина.
В своих предположениях относительно того, что мой спаситель Михаил может не вернуться, я оказался прав. Потому и не особенно удивился, что тот так и не появился, когда спустя буквально четверть часа появился милицейский «бобик», а буквально ещё через минуту — и «буханка» с красным крестом на борту.
Что ж, выходит, этот Миша — если он действительно Миша — приставлен ко мне Шумским в качестве соглядатая, и за мной постоянно ведётся наружное наблюдение. С одной стороны, приятного мало, когда каждый твой шаг отслеживается, а с другой… Не
То, куда исчез мой спаситель, интересовало и капитана, который меня допрашивал… Нет, вернее — расспрашивал о деталях произошедшего. Беседа с ним происходила в салоне «скорой помощи», где одновременно фельдшер обрабатывал мою рану. Нож, кстати, я сразу же отдал капитану, а тот передал вещдок преступления эксперту. А потом в ходе разговора всплыл вопрос, куда исчез загадочный Михаил.
— Как он выглядел, вы хотя бы помните? — допытывался обладатель четырёх маленьких звёздочек на погонах. — Он нам нужен хотя бы в качестве свидетеля. Потому как эти двое уже сейчас заявляют, что и не думали на вас нападать, что вы сам затеяли драку, и связали их. Надеюсь, отпечатки пальцев на рукоятке ножа станут доказательством обратного.
В том, что Михаил является агентом КейДжиБи, как говорят наши потенциальные враги на Западе, я практически не сомневался. И потому по здравому размышлению решил, что сдавать чекиста не стоит. В итоге описал внешность, мягко говоря, не слишком соответствующую оригиналу. Захочет этот Миша получить свои 15 минут славы — проявится сам. Имя я его, правда, скрывать не стал, его слышали задержанные, могут подтвердить, что незнакомец назвался Михаилом. Хотя, повторюсь, в том, что это его настоящее имя — я далеко не был уверен.
— Вы когда закончите? — поинтересовался фельдшер в паузе между вопросами и ответами. — А то пострадавшего надо в «травму» отвезти, швы наложить.
— Да-да, я понимаю, — закивал капитан. — Буквально ещё парочка вопросов…
Домой я добрался чуть ли не к полуночи. Свежий шрам над пупком, окрашенный коричневым раствором йода, был небольшим, но после того, как новокаин рассосался и перестал действовать, слегка, что называется, потягивал. Впрочем, практически мгновенно вырубиться, едва голова коснулась подушки, это не помешало.
На работе я ничего о происшествии, случившемся накануне вечером, рассказывать не стал. Хирург-травматолог, закончив со мной вчера, просил подойти через три дня, поглядеть, как идёт заживление, и прикинуть, когда можно будет снимать швы. Но я его честно предупредил, что сам работаю в больнице, и все эти процедуры могут сделать коллеги из нашей хирургии. Тот подумал и попросил написать отказную, что я и сделал. Тем более что рана была пустяковая, в моём будущем можно было бы и без швов обойтись, используя специальный пластырь для бесшовного сведения краев раны.
Напал на меня, как выяснило довольно оперативно следствие, рецидивист, некто Егор Каленьтев по прозвищу Носок. Полистав его прошлые дела, срочно выписанные на руки, следователь выяснил, (а потом уже и мне рассказал в ответ на мой вопрос), что это погоняло за Калентьевым
Сам Носок был откуда-то из Бессоновского района, как откинулся пару недель назад — приехал в гости к своей знакомой в Пензу, та ему в мордовскую зону передачки возила. Женщину звали Лидия Мокроусова. Сидеть не сидела, но вся её биография пестрила событиями, которые вполне могли довести её до мест, не столь отдалённых. Была даже условная судимость, но давно, после интерната, когда Лида училась в ПТУ и украла у преподавательницы из кошелька деньги. Сейчас работала закройщицей на швейной фабрике.
В общем, отправились на вечерний моцион, зашли в парк, а тут я навстречу. Увидел Носок мои часы, и решил их отжать… Дальше всё мне было известно. Рецидивист Калентьев под нажимом следствия всё-таки признал вину, при этом выгораживая свою подельницу. Мол, ничего она не кричала, провоцируя Носка добить меня, а просто стояла в сторонке.
— Ничего, — уверял меня следователь на нашей встрече неделю спустя, — дожмём тётку. На этот раз она условным не отделается, будет рукавицы с телогрейками шить на зоне. Тем более профессия у неё подходящая. А Калентьев однозначно хороший срок получит.
Суд, как говорится, был скорым. Не знаю уж, какие методы применял следователь и его подручные, но раскололи всё-таки Лидию Мокроусову, дала признательные показания. Носок получил пять лет «строгача», а его подруга полтора года колонии общего режима.
«Unicuique secundum opera eius[1]», — как говорили латиняне. А у меня на память о том происшествии остался небольшой, в пару сантиметров шрам.
Вот его-то мама и заметила, когда в один из её визитов в канун Нового года я забылся и мелькнул перед ней с обнажённым торсом.
— Ой, Сеня, а что это за шрам? — спросила она с тревогой в голосе.
— Это? А-а, это… Да чирей выскочил, здоровый ещё такой, коллега из хирургии его по-быстрому вырезал и пару шовчиков наложил. Я уж и забыл про него. В смысле, про чирей.
Вроде прокатило. Однако тут же последовал вопрос, где и с кем я собираюсь встречать Новый год.
— Неделя осталась, а ты молчишь. Не дежуришь, часом, в отделении? А то год назад в Сердобске тебя заставили ночевать в больнице.
— Не, в этот раз пронесло, — хмыкнул я. — С 29-го на 30-е у меня дежурство. А насчёт где и с кем… Не знаю, мам. С Татьяной, как ты понимаешь, у нас всё, прошла любовь — завяли помидоры. С бывшими одноклассниками тоже не вариант, у них уже свои компании. Наверное, посмотрю «Голубой огонёк», да спать лягу.
В глазах матери промелькнула искорка жалости.
— Может, с нами встретишь, со мной и Юрием Васильевичем? Я с ним говорила. Он не против.
— Да ты что?! Нет-нет-нет, не буду вам мешать наслаждаться друг другом. Моё присутствие будет в вашем доме будет совершенно не к месту. Что у вас-то нового?
— Да особо и ничего, живём…
Мне показалось, она что-то недоговаривает, и я прямо спросил:
— Мам, не мучайся, говори. Вижу ведь, что-то у тебя на душе невысказанное.
— Ой… тут вот дело-то какое… Юра меня замуж зовёт, официально. А то, говорит, соседи косятся, за спиной обсуждают, что мы вроде как в грехе живём. Это ещё на работе не знают. Как думаешь, надо нам расписаться?