Вторая жизнь майора. Цикл
Шрифт:
— Немного. — Я почесал затылок. — А у кого можно узнать, кто лидеры новых домов?
Тора задумалась.
— Из тех эльфаров, кто не в княжестве, наверное, у лера Корса-ила. Он полномочный посланник князя в Вангоре.
Планета Сивилла. Степь
Туман в глазах рассеивался. Медленно, но верно возвращалось сознание. А вместе с этим волнами накатывала сильнейшая боль, словно кто-то периодически рвал его мышцы, скручивал кости и пытался выдернуть позвоночник. Молодой эльфар выгнулся, пытаясь уйти от очередной волны боли, но крепкие путы удержали его на бревне. Не выдержав
Вокруг привязанного к толстому стволу эльфара ходил и колдовал шаман. Он проводил ритуал, который использовали только для пыток. Как причинить боль, и так, чтобы жертва не умерла, он знал очень хорошо. Чем больше мук и чем дольше страдает жертва колдовского истязания, тем больше пищи духам, томящимся в жезле шамана, и тем сильнее они становятся. Рядом висела распятая на раме бесчувственная обнаженная девочка. Ее голова безвольно опустилась, а изо рта текла слюна. К его сожалению, человеческая девочка оказалась слабой, не выдержала пыток и потеряла разум. Смысла пытать ее уже не было, такую пищу духи не примут. Теперь ее судьба была предрешена. Шаман проведет новый ритуал и сдерет с нее кожу на барабан. Но он ждал, когда очнется пленник, чтобы усилить его страдания от вида ужасной казни. Ученики подвесят ее за ноги, вниз головой, а шаман, подрезав ей кожу на ногах, осторожно снимет ее. Он делал это много раз и всегда подходил к этому делу очень тщательно.
— Очнулся, мясо! — равнодушно произнес шаман. — Это хорошо, а то я устал ждать. Поднимите его! — приказал он двум своим ученикам.
Когда они отвязали эльфара, шаман влил ему в рот бодрящее зелье. Затем его привязали к вкопанному столбу и так оставили стоять.
Радзи-ил пытался разглядеть, что находилось перед ним. В глазах мелькали мошки, и он плохо видел. Он потряс головой, разгоняя муть, и взгляд его прояснился. Он увидел распятую Керти и вспомнил все, что произошло.
После драки с сыновьями сотника хромой орк выпорол его плеткой до полусмерти, а потом отдал его истерзанное тело тетке Агарье. Та неделю его выхаживала, поила отварами и делала примочки.
— Зря ты так поступаешь, миленький, — укладывая его поудобнее, корила она. — Девочка того не стоит. Через год братья ее возьмут силой, а потом отдадут какому-нибудь козопасу тебе в отместку. А за этот год что они только с ней не сделают… — Она покачала головой. — Здесь, миленький, каждый сам за себя. Ты думаешь, что Керти вступится за тебя, или ее мать, когда волчата снова к тебе наведаются? Не мечтай. Ты должен был сделать вид, что тебе все равно, что будет с замарашкой, тогда орки от нее бы отстали. Теперь они знают, где твое слабое место. Мне тоже жаль девчонку, поверь. Но ничего поделать нельзя. Ты обрек ее на страдания. И все твоя гордость эльфарская. А чем ты можешь гордиться? Тем, что родился белым? Так это не твоя заслуга. Так было угодно Творцу. Что ты успел сделать в своей жизни? Ел, пил, чему-то учился, и то плохо, раз попал в плен. Может ли гордиться тот, кто достоин лишь убирать дерьмо за орками? Думаю, сам понимаешь, что не может. Так что смирись, миленький, и живи тихо. Вот, выпей зелья. — Агарья протянула юноше кружку с отваром.
Напоив юношу, она продолжила ему выговаривать.
— Только за то, что ты насмешил Башыка и с одного удара успокоил сыновей сотника, которых он не любит, хромой пощадил тебя и не сделал калекой. Он велел передать тебе, что ты подрос в его глазах и будешь теперь козопасом. Завтра Керти тебя
Радзи-ил обреченно кивнул:
— А зачем, тетка Агарья, вам это надо?
Та, услышав вопрос, рассмеялась:
— Мне только тридцать лет, миленький. И тело просит ласки, прикосновения мужских ласковых рук, а где ее тут найдешь, эту ласку? А ты чистый, красивый. Руки не грубые, всегда стараешься. Аристократки приплачивают вашему брату за такое. Так что, миленький, нам с матерью Керти, можно сказать, повезло. Раб ты или не раб, а жить хочется.
Со следующего утра он стал пасти стадо молоденьких коз. На выгон его отвела непривычно хмурая Керти. Радзи-ил, чувствуя себя виноватым, не знал, как с ней заговорить. Так всю дорогу и промолчали.
Пасти стадо оказалось непросто. Козы разбредались. В небе кружили стервятники, выискивая легкую добычу, и первый день для него выдался нелегким, он избегался, устал, собирая коз и отгоняя камнями шарныг и степных орлов. Загнав коз за загородку, он отправился ночевать к Агарье. В шатер Лариссы идти побоялся: как там его примут после всего случившегося? Но та сама пришла за ним и, уперев руки в боки, стала наступать на Агарью:
— Попользовалась, и хватит, Агарья. Надо и другим дать.
— А я что, силой его держу, что ли? — усмехнулась та. — Сам пришел.
— Сам пришел, со мной ушел! — заявила Ларисса и повернулась к растерянному парню: — Пошли, малыш. Ты живешь у меня.
Радзи-ил опустил голову и безропотно пошел за Лариссой. В шатре его ждала наряженная Керти. Умытая, с чистыми, расчесанными волосами и пахнущая полевыми цветами. Низкий стол был накрыт по-праздничному. Он недоуменно посмотрел поочередно на девочку и на ее мать. Ларисса правильно поняла его невысказанный вопрос.
— Исправлять будешь то, что наделал, — жестко произнесла она. — Садись. — Когда юноша уселся, она уперла в него злой взгляд. — Кто тебя просил заступаться за Керти?
Радзи-ил потупил глаза, не отвечая.
— Значит, так, — решительно заявила Ларисса, — сейчас вы поедите, а потом ты будешь делать Керти ребеночка!
Сильно удивившись, Радзи-ил вскинул на нее глаза.
— Зачем? — только и смог произнести он. Он перевел взгляд на напряженно сидевшую с прямой спиной и сильно покрасневшую девочку. — Зачем? — снова повторил он.
— А затем, малыш, что это единственное, что может спаси мою дочь. Если сотник узнает, что ты переспал с Керти, он будет ждать результат. Ее не будут трогать. А ты будешь стараться каждую ночь, пока она не забеременеет. Понял?
— Понял, — тихо произнес Радзи-ил и побоялся смотреть на девочку. Он смотрел на свои грязные руки с отросшими ногтями, под которыми тоже была грязь. — А как сотник узнает, что между нами что-то было? — все так же тихо спросил он.
Женщина усмехнулась:
— Это уже моя забота. Пошли, я вымою тебя.
Эта ночь стала для него кошмаром. Он не мог справиться с собой, его и Керти трясло, как в лихорадке. Ларисса как коршун нависала над ними и давала советы. Девочка от страха сжималась и, получив пощечину от матери, разревелась. Не выдержав, заревела и Ларисса.
Радзи-ил уже понял, что должен это сделать. Не ради себя, ради безопасности Керти. Он стал гладить девочку по голове, как маленькую, прижал ее к себе и стал говорить нежные и ласковые слова. Керти перестала плакать, вытерла слезы и прижалась к юноше.