Второгодник
Шрифт:
Товарищи у меня список из двадцати одного вопроса. На часть из них требует политического решения, нашего с вами решения. Часть из них надо оформить юридически, по поводу некоторых вопросов надо принимать на себя, на государство, легитимные с точки зрения международного права гарантии.
Я понимаю, что Михаил Андреевич готовится контролировать все, что можно, но раньше надо создать условия для работы, устойчивые правила игры, а потом их контролировать. Михаил Андреевич, вы понимаете, что на частное предприятие вы, как и я, будете не вхожи? Это будет уже не наша собственность. И тут надо будет воздержаться от лозунгов и партсобраний, с помощью которых так любит решать вопросы товарищ Суслов. Вы понимаете, что
Закончив выступление, Косыгин сел на место, и за трибуной нарисовался Суслов, минуя всякие процедуры, принятые в Политбюро.
— Товарищи, на ваших глазах пытаются умалить главный принцип социалистического строительства — лидирующую роль партии. Вы…
— Вы умаляете процедуру партийного управления, вылезая на трибуну, минуя регламент. Вы разве записались для выступления в прениях? К тому же начали с откровенной глупости. Нам требуется организовать реальную работу, а не языком молоть. Если хотите проверять, то сначала объявите правила, а у вас получается, делайте, что хотите, а потом мы посмотрим, насколько это соответствует законам и принципам коммунистического строительства. Вы что нас за дураков держите? Тогда идите и принесите в казну денег, а мы посмотрим: правильно вы это сделаете или нет. Кроме цитатника — ничего за душой, а туда же… Рот закрыл — рабочее место убрано.
— Ну-ну, Алексей Николаевич, не надо так обострять всего лишь из-за регламента. Дадим товарищу Суслову выступить, в порядке исключения, и поставим на вид, что впредь так делать не следует, — Леонид Ильич постарался сгладить углы, но его не поддержали Воронов, Полянский, Мазуров, Подгорный и Шелест, что даже без учета воздержавшегося Шелепина составило большую половину Политбюро.
— Я не услышал никаких умалений партийной роли. Это пустые демагогические слова. А выступление Алексея Николаевича сугубо практическое: если мы хотим что-то сделать, то надо оформить в юридические рамки и взять на себя ответственность за исполнение правил, нами же установленных. Мне это понятно, — резко выступил Полянский. — А от нашего идеологического отдела я не слышал ни одной разумной мысли. Только все контролировать и не отступать. Нет спору, это важно, но людям скоро есть нечего будет. Михаил Андреевич, вы когда последний раз в продовольственный магазин заходили? Хотя бы в Московской области? Может, лично вашу руководящую роль и надо бы оспорить, потому что вы откровенно мешаете найти наши ошибки, исправить их и дать людям надежду на светлое будущее.
— Вы что, хотите сказать, что народ не верит в будущее социализма? — Суслов уже шипел, так как нормально говорить у него не получалось.
— Хорошо. Вы идеолог. Скажите, только без лозунгов, а практически, что такое социализм и как определить, построен он или нет. Только без словоблудия, а раз, два, три, — Полянский, похоже, закусил удила.
— Что вы себе позволяете? Я не собираюсь метать бисер… — брызнул слюной Суслов и понял, что ошибся.
— А мне тоже интересно услышать ответ на этот вопрос, а кому еще интересно, товарищи? — вставил свой весомый рубль Косыгин. — Леонид Ильич, погоди, этот товарищ оскорбил всех нас, пусть ответит: во-первых, на вопрос, а во-вторых, за оскорбление своих ближайших соратников. Если он этого не сделает, то я вынесу в ЦК вопрос о его профессиональной непригодности.
— Кто еще так думает, товарищи? — спросил Леонид Ильич. Руки подняли все, кроме Пельше.
— Вы еще пожалеете, что попрали марксистско-ленинскую теорию, да будет
— Леонид Ильич, я не понял того, что сейчас произошло. Ничего, чем можно объяснить такое поведение, не происходило. Можешь перечитать мои вопросы. В связи с этим я предлагаю вызвать врачей и обследовать психическое состояние товарища Суслова, поместив в медчасть Кремля, а за это время собрать ЦК и дать ему там слово, чтобы оправдаться. Срок неделя. Голосуй это предложение, Леонид.
Брежнев замер в легком ступоре, потому что его лишали орудия главного калибра, без которого противостояние с Шелепиным выиграть трудно, почти невозможно. Если он согласится убрать Суслова, то что делать? А не согласиться — значит, встать на одну доску с ним. На ту доску, на которую пираты ставили свои жертвы, отправляемые за борт.
— Леонид, ты не о том думаешь! Сейчас речь идет о возможности совершать реформы, или этот упырь все заблокирует. Ты останешься в памяти народной как человек, который имел возможность, но не захотел ничего делать. Тебе разве этого хочется?
— Кто за предложение Алексея Николаевича? Прошу голосовать. Единогласно. Арвид Янович, вызовите охрану и препроводите Михаила Андреевича в медчасть на обследование в связи с нервным срывом.
— Будет исполнено, Леонид Ильич, — Пельше вскочил с места и вышел из зала.
— А теперь я предлагаю послушать ответ на тот вопрос, который я задал Суслову, из уст одного очень молодого человека, который, по сути, и заварил всю эту кашу. И рыночный социализм, и СЭЗ, и выставки, и, вообще, большинство идей идет от него. Мы просто пока за ним не поспеваем.
— Ты о ком? — Брежнев пока еще был в прострации.
— Об Игоре Мелешко.
— Зови, — как-то вяло отреагировал Генеральный Секретарь КПСС.
Я стоял перед умудренными старцами и изрядно мандражировал.
— Игорь, я задам тебе вопрос и хочу получить на него честный ответ: что такое, по-твоему, социализм?
— Алексей Николаевич, что я вам плохого сделал, что вы ставите меня к расстрельной стенке, да еще раком?
Присутствующие рассмеялись, но отступать не собирались.
— Твой ответ не выйдет за стены этого зала.
— Но попадет в головы отнюдь не мальчиков с привоза, — народ еще раз рассмеялся и взглянул на меня добрее, что ли. — Здесь еще нет Михаила Андреевича, который меня убьет тупым ножом для разрезания бумаги.
— А чего ты так боишься? Что? твой ответ может быть каким-то страшным? — Косыгин насторожился.
— Как хотите, я предупреждал. Замечу, что выражаю исключительно свое мнение и абсолютно точно, некомпетентное. Я педагог, ну, может, еще немного экономист, но уж точно не теоретик марксизма, хотя и знаю "Капитал" наизусть. Так вот, социализма в стране нет, и его пока еще никто не начинал строить. Все разговоры об этом — игра слов. Не более. Один военный как-то сказал: нельзя обосновать только нанесение ядерного удара по собственным войскам, все остальное — можно. Наличие социализма тоже можно доказать, если оперировать лозунгами и цитатами, равно как и опровергнуть. Если же опираться на реальную жизнь, то его нет.
— Неплохой заход, давай, просвети нас, чем же мы тут все занимается, — высказался Шелепин.
— Не знаю, чем конкретно вы занимаетесь, но общее направление понятно: управляете государством.
— Управляем… уже неплохо! — похоже Шелепин развеселился.
— Но это к теме разговора не имеет отношения. Я не практик и не теоретик по управлению государством, да мне это и неинтересно. Я педагог, и все мои интересы находятся именно в этой плоскости. Мне задали вопрос: что такое социализм? Мне отвечать на него? Я бы с удовольствием этого не делал.