Введение в философию желания
Шрифт:
Только Бог воспринимает человека в качестве субъекта, а не объекта: «Если бы меня не знал Бог, я был бы никому не ведом, никто бы не знал меня в моей истине, в моем существовании для себя; никто не знал бы меня, меня как субъекта» (с. 50). Маритен пишет: «Если человек неведом Богу и если у него есть глубокий опыт своего личного существования и своей субъективности, тогда у него есть также опыт безысходного одиночества; и страстное желание смерти, более того, стремление к полному уничтожению является единственным источником, фонтанирующим в нем» (с. 50). При этом быть любимым Богом равносильно быть понятым им. Любовь и Интеллект не отделяются друг от друга.
Маритен
Интересно то, что и любовь, и познание понимаются не как следствия нужды (потребности) или недостаточности, не как следствие какой-либо ущербности и неполноты, но – как избыток: «Субъективность является сама себе не через иррациональный разрыв… – в иррациональном потоке психологических и моральных феноменов, снов, автоматических реакций, побуждений и образов, возникающих из бессознательного; и не через тоску по выбору, а через овладение собой ради принесения себя в дар. Когда человек обладает смутной интуицией субъективности, реальность, которой наполняет его сознание опыт, есть реальность скрытой целостности, содержащейся в себе самой и фонтанирующей, преизобилующей познанием и любовью и постигаемой лишь через любовь на ее высшем уровне существования – существования как дарующего себя» (с. 53).
Маритен говорит о «глубинной щедрости существования». При этом в субъекте есть некоторое «положительное» противоречие: «Субъективность, этот сущностно динамический, живой и открытый центр, дарует и приемлет одновременно. Она приемлет при посредстве интеллекта, сверхсуществуя в познании, а дарует через волю, обретая сверхсуществование в любви, т. е. как бы вбирая в себя иные существа в качестве внутренних ориентиров – чтобы преизобиловать ради них и отдавать себя им, – и существуя духовно как дар» (с. 54). При этом любовь – получаемое на основе глубинного стремления отдавать себя знание о Другом как о субъекте.
Фома считал, что любая сотворенная причина действует только в силу сверхпричинности, при этом свобода выбора состоит в активной и господствующей недетерминированности воли, которая сама делает действенным детерминирующий ее мотив. Как это понять? Дело в том, что творческая Свобода побуждает сущее действовать подобающим ему образом. В случае человека (как свободной личности) Свобода побуждает его действовать свободно, т. е. не подчинять свои действия никаким детерминациям, кроме задаваемых им самим (с. 56–57) [89] .
89
«Экзистенциальный интеллектуализм», развитый Фомой Аквинским, есть представление о том, что «никакая сущность никогда не будет причиной и никогда не будет целью» (с. 30). «Действующая причинность» (Бог) у Фомы есть «вторжение в существование, что предполагает в сущих стремление экзистенциально преизобиловать». А «целевая причинность» «объясняет это вторжение сущих в существование и направленность свойственного им стремления экзистенциально превосходить самих себя». Вот почему их причинность осуществляется лишь в силу сверхпричинности, благодаря которой их пронизывает действие Первосущего и в силу сверхцели, благодаря которой они любят обособленное общее Благо больше самих себя и стремятся к
Конечно, Фома Аквинский понимает все благие акты сотворенной свободы как сначала желаемые Богом, он считает, что человек никогда не сможет превратить преодолимое побуждение в побуждение непреодолимое, что он свободен лишь в уклонении от рассмотрения нормы, что своею волею человек может сотворить только Ничто. Но нам важнее здесь те рассуждения Фомы Аквинского, которые позволяют понять желание как противоречие. Желание избыточно и недостаточно одновременно. Избыток в желании – от Бога, а недостаток – от субъекта. Человек сам делает дарованное ему уникальное желание, заключенную в нем избыточность сил и энергий, заключенную в нем свободу и радость, – основанием своих несчастий и несвободы [90] .
90
Фома прямо говорит о том, что человеческая воля остается свободной, когда она движима Богом (с. 29).
Концепция, выстраиваемая Маритеном на основании нового прочтения Фомы Аквинского, весьма схожа с концепцией Лейбница в том смысле, что свободные воления свободных же существ считаются учтенными Богом при определении им плана вечности. Правда, действия свободных существ не предопределены заранее, но они направляемы и предопределены в «вечном сегодня, в котором нераздельно присутствуют все моменты последовательно существующего» (с. 70). Потому человек не изменяет своими действиями вечный план, но «через свою способность сказать «нет» он входит в саму его композицию и его вечную заданность» (с. 71).
Итак, в желании мы видим противоречие: личность тоскует по ничто и личность стремится существовать. В экзистенциализме Фомы личность понимается, как имеющая свободу создавать (или не создавать) ничто в существующем, – современные экзистенциалисты утверждают ничто существующего и понимают жизнь личности как тошноту, абсурд, трагедию. Человек здесь охвачен бесполезной страстью, бессмысленным и бесцельным действованием, поскольку современные экзистенциалисты, по мнению Маритена, отвергли само понятие «созерцания», эту «самую высокую и самую чистую активность интеллекта», «свободную активность наслаждения истиной» (с. 81).
Фома Аквинский всегда основывает свои собственные суждения на интуиции чувства и разума, он повсюду связывает, отождествляет бытие и интеллигибельность. Маритен пишет: «Декарт и вся рационалистическая философия полагают непреодолимую враждебность между интеллектом и тайной, и здесь кроется источник глубокой бесчеловечности базирующейся на рационализме цивилизации. Св. Фома примиряет интеллект и тайну в сердце бытия, в сердце существования. И этим он освобождает интеллект, он возвращает его к собственной природе, возвращая к своему объекту. Этим он также приводит нас в состояние внутреннего единства и позволяет нам… достичь свободы и мира» (с. 85).
Подведем итоги вышесказанному. Плодотворными для создаваемой философии желания представляются следующие идеи томизма и неотомизма:
1. Любовь и устремленность – равновелики бытию.
2. Желание составляет единичное в общем морального закона и без него закон нельзя считать применяющимся надлежащим образом.
3. Свобода человека не метафизическая, но эпистемическая. Человеку подобает быть свободным и это единственное «ограничение» его свободы.