Введение в философию желания
Шрифт:
Миметический агент выше всего ценит самодостаточность. Но полное отсутствие желания можно представить только у других. Поэтому моделью становится человек, о котором думают как о воплощении нарциссизма. Жирар пишет: «Желание предполагает противоречие: оно нацелено на полную автономию, на самодостаточность, и все же оно подражательно». Обсуждая произведения Пруста, он замечает: «Каждый верит, что кто-то другой имеет самодостаточность, которую мы желаем получить. Вот почему каждый испытывает желание. Но так как каждое желание предполагает утрату самодостаточности, никто поэтому ею не обладает» [10] . Базовый эпизод миметического желания может быть представлен как уверенность желающего в том, что Другой что-то желает. Миметическое желание есть подражание желанию Другого, которого у Другого может и не быть, но в наличие которого субъект желания верит. Из этого следует, что миметическое желание – не желание в собственном смысле этого слова, коль скоро в этом отношении отсутствует «готовый субъект», и, значит, причина и источник желания лежит вне самого носителя желания (См.: «Желание и зависть»). «Полное»
10
Цит. по: Livingston, 1992, р. 9.
Таким образом, «миметическое желание» есть отношение между «не готовым субъектом» и «готовым объектом».
«Уверенное желание». «Уверенное желание» предполагает осознание всей силы своего желания, полноты собственной «захваченности» им, и знание средств достижения желаемого. Субъект желания знает также, что он готов ждать, но он не уверен в том, что жизнь станет ему помогать, а ведь именно в помощи со стороны других людей и не зависящих от его собственной воли обстоятельств нуждается он, пожелавший столь многого. Здесь он рассчитывает на свои усилия и везение. Верующий человек рассчитывает на везение быть услышанным Богом. Неверующий возможно рассчитывает на «предустановленную гармонию» мира, когда именно сама сложность получения желаемого делает столь ясным для человека понятие сложности, что он верит, что, в силу сложности мира, в мире может случиться и исполнение его желания. Включение в понятие «уверенного желания» «расчета на везение» не позволяет говорить об «уверенном желании» как о намерении.
«Уверенное желание» включает в себя сложное отношение между «готовым субъектом» и «готовым объектом», находящееся в осознаваемой человеком зависимости от ряда обстоятельств, которые он не сможет контролировать. «Уверенное желание» – сложное отношение между «готовым субъектом» и «готовым объектом» с учетом фактора провидения.
Использование данных понятий в практике повседневной жизни свидетельствует о процессуальности феномена желания, существующей в культуре интуиции «длительности» желания как сложного и «многоэтапного» явления. Сила желания определяется людьми по степени выявленности, актуальности сторон отношения желания. Как ни парадоксально это звучит, «сильное» желание – это желание, при котором вы верите, что можете иметь то, что хотите, и хотите именно того, чего желаете. Чем дальше «отстоят» друг от друга объект и предмет желания, тем меньше повседневные деятели могут полагаться на такое желание, иными словами, тем проблематичнее его статус как агента будущего действия.
Употребляя слово «желание», люди учитывают присутствие в самом факте его возникновения чего-то выходящего за рамки ситуации субъект-объектного отношения. Иными словами, даже в «уверенном желании» остается нечто, что может быть обозначено как «неопределенность», «случайность» или, переходя на другой язык, «тайна», «чудо». С другой стороны, несмотря на признание загадочности желания, повседневные агенты всегда интересуются силой желания и стремятся как можно точнее ее устанавливать [11] . Это означает, что использование слова в повседневной жизни не просто допускает, но и предполагает совмещение смыслов бессознательности и сознательности поведения субъекта желания, его свободы и детерминированности.
11
Необходимо отметить явное отличие традиций признания авторитета желания в действии, сложившихся в русскоязычной и англоязычной культурах. В первой культурной традиции обещанное действие, основанное на желании агента, будет рассматриваться как более вероятное. Во второй традиции доверия желанию выказывается меньше, более вероятным будет считаться действие, основанное на уверенности и увенчавшееся намерением. В данном случае меня интересуют культурологические аспекты понимания желания лишь в той мере, в какой позволительно говорить о желании как о культурной универсалии.
Терминация желания в академических опытах
Очень часто в желании видят психическое состояние (например, беспокойство, тревогу или, напротив, азарт, страсть), сопровождаемое «телесными» реакциями (аппетитом, жжением, жаждой, болью). В психологии и педагогике в желании видят импульс. При описании некоторых телесных и психических реакций под желанием подразумевают аффект (собственное заключение агента о факте внезапных или необычных непроизвольных реакций его организма). Психология изучает желание как ожидание, что было бы недопустимым расширением понятия и вело бы к утрате сущностного смысла желания. Мало что дает отнесение желания к состоянию или поведению.
Понятийный аппарат психологии не предназначен для выражения сути уникального феномена желания. Вопросы «Что я могу/должен желать?», «Зачем мне дано желание?», «Почему нельзя заставить себя желать?», «Как сохранить желание?» относятся к собственно философским, поскольку в поле их действия попадает каждый человек и они объединяют жизнь людей в единое целое. По своей фундаментальности эти вопросы могут быть поставлены в один ряд с вопросами о смысле жизни, призвания и любви. Психология говорит о норме психической жизни – философия представляет духовное как преодолевающее норму, как само создающее нормы, имеет в виду дух в его творческой мощи. Психология не может понять желание как
12
Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия. Вопросы философии, 1986: № 3. – С. 101–117.
Дух нельзя постичь внутри пространственно-временных форм, он познаваем лишь как бесконечное творческое самопознание, как решение задачи собственного призвания. Признание факта желающего разума прекращает существование «Я» как (снова воспользуемся словами Гуссерля) «изолированной вещи наряду с другими подобными вещами в заранее готовом мире». В мире, творчески создаваемом силой человеческого (стремящегося и желающего) духа, «личности уже не «вне» друг друга и не «возле», но пронизаны друг-для-друга и друг-в-друге бытием» (там же, с. 115) [13] .
13
Здесь стоит вспомнить слова X. Плеснера о том, что «сферу духа можно определить только как безразличную к различению субъекта и объекта», что «пропасть между субъектом и объектом, которая несмотря ни на что сохраняет свое значение для человека, снимается или преодолевается в сфере духа» (Плеснер, 2004, с. 264, 265)
В истории философской мысли желание понимается в разных смыслах. В желании видят нужду и нехватку, вызванную отсутствием необходимого, и свидетельство недостаточности бытия носителя желания. Часто желание понимают как стремление к лучшему, к благу, подчеркивая динамичную природу феномена, его связь с действием или деятельностью. Понимаемое как отрицание, желание связывается с изменением мира; при этом подчеркиваются именно отрицательные качества изменяемого мира и негативный характер активности субъекта. В отношении с Другим видят борьбу за признание, взаимное отрицание. Такой интерпретации желания противостоит понимание желания как сотрудничества с Другим. Встречается также «желание» в смысле созидания нового, – новых миров, личностей, отношений, способов бытия. Рассмотрим это подробнее:
Желание – нужда. Вопрос о роли и функциях желания в жизни и деятельности человека является едва ли не центральным в европейской философии. При поиске ответов на него доминирует тенденция рассматривать желание как нужду и нехватку (желаемого). Понимание желания, как нехватки, отсутствия желаемого, нужды мы встречаем в работах и «рационалистов», и «эмпириков», и античных, и современных авторов. Важно заметить, что отправной точкой всех последующих рассмотрений этого концепта стала именно платоновская трактовка желания. Платон исходил из гипотезы, что человек не совершенен, так как обладает природной неполнотой. Желание есть указание на данную неполноту. При этом оно является только знаком этой незавершенности. Платон, правда, отмечал и положительные стороны желания, подвигающего человека к обретению полного, завершенного бытия, которое ассоциируется с разумом: культурой, цивилизацией, государством (см.: Пир). С подобным пониманием желания мы встречаемся в работах Гоббса, который определяет желание как то, что возникает при отсутствии объекта, который мы любим (Левиафан, гл. 1, ч. 6). Декартовское определение желания в терминах временной модальности фиксирует обращенность желания к будущему, которое еще не наступило. Желание всегда есть нужда в том, что отсутствует. Французский рационалист пишет: «Страсть желания есть возбуждение души, вызванное духами, которые настраивают душу желать в будущем того, что представляется ей подходящим. Желают не только блага, которого в настоящий момент нет, но также и сохранения того, которое имеется. Предметом желания бывает также и отсутствие зла – как того, которое уже есть, так и того, которое возможно в будущем» [14] (Декарт, т. 1, 1989, с. 518).
14
Декарт Р. Страсти души / пер. с фр. А.К. Сынопалова // Декарт Р. Сочинения: в 2 т. Т. 1. – М.: Мысль, 1989.
У Локка, несомненно, сходное представление о желании: «Беспокойство, испытываемое человеком при отсутствии вещи, владение которой вызывает идею наслаждения, мы называем желанием, которое бывает больше или меньше в зависимости от того, является ли это беспокойство более или менее сильным… беспокойство является главным, если не единственным побуждением человека к труду и действию. В самом деле, какое бы благо ни предполагалось, если его отсутствие не вызывает неприятности и страдания, если человек чувствует себя без него спокойным и довольным, то нет никакого желания блага, никакого стремления приобрести его, нет ничего, кроме простого слабого хотения (velleity)» [15] (с. 282).
15
Локк Дж. Сочинения: в 3 т. Т. 1. – М.: Мысль, 1985.